Амина ахмадова и рамзан кадыров

амина ахмадова и рамзан кадыров

амина ахмадова и рамзан кадыров

Законная супруга главы Чеченской республики Медни Мусаева

В официальных источниках о Медни Мусаевой сказано как об одной законной супруге Рамзана Кадырова. Они познакомились еще в молодости, когда Медни было только 17 лет, а Рамзану исполнилось 19. У них родились 12 детей. Также пара воспитывает еще двоих приемных мальчиков — Даскаевых.

Рамзан и Медни Кадыровы узаконили свои отношения в 1995 году. В своих интервью журналистам женщина рассказывала, что в их семье бывают разногласия. Однако она всегда готова уступить и поддержать своего мужа.

Медни редко появляется на публике. Однако известно, что она пользуется большим уважением у граждан Чеченской республики.

Медни всегда любила шить. Теперь ее хобби стало любимой работой. У Медни есть свой бренд одежды «Firdaws», она также является основательницей дома чеченской моды.

В свободное время жена политического деятеля пишет свои мемуары. Ее желанием является подарить книгу со своими воспоминаниями своему супругу.

Рамзан Кадыров — известная и противоречивая личность, которая постоянно окружена сотнями слухов. Это сильный человек и яркий политический деятель, но о нем самом мало что известно. Рамзан Ахматович считается суровым, но по-мужски привлекательным человеком. Вот только о личной жизни Кадырова мало что известно. В этой статье собраны те крохи информации, которые удалось найти.

Фото: Елена Афонина/ ТАСС

Отец

Ахмат-Хаджи – уроженец Караганды, известный политический и религиозный деятель Чечни. Во взрослом возрасте являлся хаджи-мюридом, представлял мистическое направление ислама и считался его ярым сторонником.

Женился Ахмат сразу после школы, вскоре обзавелся детьми. Пока женщина воспитывала потомство, Кадыров-старший сначала находился на заработках (трудился разнорабочим на стройках), после учился в Бухаре, Ташкенте. Ахмат Абдулхамидович всегда оставался авторитетом для своих детей, воспитывал их в строгости, мудрости и почитании мусульманских традиций.

В 1992 году Кадыров участвовал в боевых действиях, боролся за независимость Чечни. В 1996 году мужчина назначен муфтием непризнанной Чеченской Республики, а в 2000 – ее руководителем. За 5 лет правления на Кадырова-старшего совершено несколько покушений, последнее оказалось успешным.

9 мая 2004 года террористами был заминирован стадион «Динамо», куда Ахмат с личной охраной приехал на празднование дня Победы. После прогремевшего взрыва мужчина получил многочисленные травмы, скончался в карете скорой помощи, так и не доехав до больницы. В этот день сына не было рядом, поскольку он был госпитализирован после огнестрельного ранения в ногу. Сын тяжело пережил смерть родного отца.

Кто эти женщины?

Официальная и единственная супруга Рамзана Ахматовича Кадырова - разумеется, обворожительная Медни Мусаевна (в девичестве Айдамирова). Его землячка по Центарою (ныне Ахмат-Юрт), давняя любовь еще со школьных времен.

Вместе пара с 1994-го года. в горе и радости. Пережили две чеченские войны. Вместе воспитывают двенадцать детей - родных и приемных.

Но вот все чаще поговаривают, что у чеченского лидера имеются и другие супруги.

Фатима Хазуева

Так, второй женой Рамзана Кадырова часто называют Фатиму Хазуеву - уроженку чеченского села Махкеты. Будучи еще пятнадцатилетней школьницей эта рыжеволосая девушка внезапно заняла второе место на конкурсе красоты Краса Чечни.

Якобы первая вице-мисс Чечни так тогда понравилась молодому премьеру Кадырову, что тот сделал ее своей протеже. Сама Фатима впоследствии стала красоткой в большем масштабе. Добилась титула еще и "Мисс Кавказ-2006". А затем из публичного пространства таинственно исчезла.

Фатима Хазуева

Журналисты теперь говорят, что Фатима все эти годы - вторая жена КРА. И якобы на ее имя записано в Москве немалое имущество.

Фатима Хазуева в танце

Аминат Ахмадова

Третьей супругой Рамзана Кадырова в прессе часто именуют популярную чеченскую певицу и танцовщицу Аминат Ахмадову. По одной из версий, она стала женой КРА в 2013-м году.

И именно из-за близости к главе Чечни популярный танцевальный ансамбль «Даймохк», которым заведует папа Аминат, теперь даже не зовут на международные гастроли.

Так это или нет - пока еще сказать сложно. Официальных доказательств ни у кого в мире за пределами Чечни, ясно дело, никаких нет.

Однако отметим, что сам Рамзан Ахматович - убежденный сторонник многоженства. Говорит, что нет мужчины с одной женщиной. И лучше несколько законных жен иметь, нежели любовниц от жены прятать.

• Сам бы второй раз женился, если б подходящую нашел, такую, чтоб красивее моей жены была нынешней, - признавался как в интервью КРА. А его супруга Медни в этот момент скромно опускала очи...

Кстати, КРА подозревали еще в отношениях с некоторыми звездами российского шоу-бизнеса. Например, с самой Тиной Канделаки.

Голландский режиссер российского происхождения Маша Новикова сняла фильм о знаменитом детском ансамбле народного танца из Чечни "Даймохк", созданном Рамзаном и Айзой Ахмадовыми. Как пишет Радио Свобода, их дочь Амина, солистка ансамбля, стала третьей женой главы Рамзана Кадырова.

Фильм "Даймохк" удостоился специального упоминания жюри на завершившемся в конце сентября XIII Фестивале независимого документального кино "Артдокфест" в Риге. Автор решила не показывать его в России из соображений безопасности героев.

– История эта началась для меня в 2002 году, когда я туда приехала, – рассказывает режиссер Маша Новикова. – Это был фильм другого режиссера. С голландской съемочной группой тогда в Чечню ехать было нельзя, поэтому я, как россиянка, поехала туда просто так, с маленькой камерой, чтобы снять, в каких условиях там живут и репетируют дети. Улицы, полуразрушенные залы, дворы. В то время там не было никаких гостиниц, и я жила в семье Рамзана и Айзы Ахмадовых, подружилась с ними. Под окнами у них тогда произошел террористический акт, погибли 18 военных, были облавы. Это была сложная ситуация, и мы друг друга очень поддерживали. Очень боялись, что найдут мою маленькую камеру, спрятали ее в пылесос. Потом я вывозила оттуда пленки, небольшие кассетки MiniDV: в аэропорту в Назрани проводили обыски, искали кого-то с камерой, потому что, когда происходит террористический акт, снайпера снимают на камеру.

С этой семьей мы долго дружили. Я приезжала и позже, когда снимала другие фильмы. А когда они приезжали в Европу – я с ними встречалась. Иногда звонили. Потом я стала замечать, что они стали меньше говорить по телефону, перестали приезжать в Европу. В 2011 году я приехала в Чечню с другим фильмом. Была со съемочной группой в гостинице, и меня Рамзан забрал на машине. У него была огромнейшая машина, хотя раньше он ездил на стареньких "Жигулях" и их постоянно чинил. Привез он меня в какой-то особняк. Я поняла, что их жизнь кардинально изменилась. Тогда я узнала, что все они стали замминистра, и сын Рамзана Хасан, и он сам. А дочь Аминат теперь близка к главе республики. С ней мы увиделись. Снять фильм была ее инициатива, она сказала: прошло 15 лет, давайте вы снимете продолжение о том, как мы живем сейчас. Меня это воодушевило, потому что мне было интересно, что с ней стало. Когда мы начали общаться, она была романтической 15-летней девочкой, а сейчас стала леди. Не первая, но третья леди в стране: у нее свои дома, положение, она директор того, сего. Я рассказала об этом в Голландии, мне дали деньги, приняли сценарий. А потом получилось, что нельзя идти к ней домой и снимать, нельзя то, нельзя это. Мы каждый раз писали письма, что просимся приехать, приезжали, что-то снимали, но часто просто сидели день-два и чего-то ждали. Эти поездки очень дорогие, дорога занимает два дня, с ночевкой в Москве. Это была такая морока… Тогда мы придумали, что мы им в любом случае сделаем клип. Они хотели, чтобы у них был хороший рекламный клип, очень хотели восстановить связи с Европой.

– Почему эти связи были прерваны?

– Когда я в Европе, в Бельгии, во Франции разговаривала с людьми, мне говорили: "Ой, нет, это приближенные Кадырова, мы их не хотим". Люди, которые организовывали фестивали, уже тогда все знали. Я тоже об этом знала, но не представляла, насколько все серьезно. Они все время выступали только в республике или ездили в Россию на конкурсы. Часто выступали на открытиях, закрытиях, в перерывах между мероприятиями. Например, как в фильме, между поединками на боях без правил. Причем в этих выступлениях участвовали дети. Мне было очень тяжело снимать эти сцены: маленького хрупкого десятилетнего мальчика за 14 секунд отправили в нокаут. А наши ребята танцевали в перерыве: кровь подтерли, они оттанцевали, и опять бьют друг друга.

В какой-то момент я осознала, что они не совсем понимают, почему с ними прервали связи. Они думали: вот если бы был хороший клип, его поставят на сайт, и все изменится. В этом я их поддержала, мы выделили на это отдельные средства и вместе придумывали. У Рамзана появилась идея: дети находят в древней башне старинное оружие. В Чечне существовала такая традиция, что когда люди ссорились – выходила женщина, срывала с себя белый платок и бросала между ними. Женщина же не может снять платок, а тут она жертвовала всем ради того, чтобы остановить войну.

К сожалению, нам не удалось снять того, чего я ожидала. Аминат много раз обещала, что будет встреча с Кадыровым, но она все время откладывалась. Я просмотрела очень много его интервью и готовилась, потому что мне сказали, мол, вас могут ночью разбудить, и поедете, потому что у нас глава республики не спит, работает круглые сутки. А потом я поняла, что, по сути, он ничего нового не скажет. И смысла в его интервью нет, можно и так какие-то телевизионные передачи записать, потому что не задавать же ему провокационные вопросы, чтобы меня сразу бросили на съедение крокодилам. В замок к Аминат мы так и не попали. Каждый раз она говорила, что вот-вот будет, но он не разрешал.

– Она хотела показать, как она живет с Кадыровым?

– Нет, не с Кадыровым, у нее свой собственный замок. У всех приближенных свои замки. Мы хотели прийти к ней и посмотреть, как она там живет с ребенком, няней. Даже это не было разрешено, хотя ее замок рядом с замком отца, там стоит охрана. То есть нам было разрешено снимать, но при этом мы не могли приблизиться. Было странное ощущение: нам, с одной стороны, все разрешали, а с другой – какие-то у них очень сложные правила. Даже я, зная уже практически 20 лет Чечню, попадала впросак. В клипе у девочки выбилась из-под платка прядка волос. Когда они увидели этот клип, который стоил нам и денег, и времени, и монтажа, и мы его им подарили, они сказали: "Все хорошо, только у нее выбилась прядка волос". Я говорю: "Слушайте, девочке 12 лет!" Даже во время войны девочки были такие же, как в России. Ходили в нормальных юбках, косынки не надевали. Взрослые женщины носили что-то вроде косынки, но полного закрытия не было.

– Айза вспоминает, как она в конце 70-х носила мини-юбку. Этот момент никак ее не смутил?

– Это мои съемки 2002 года. Бомбежки, дома не было иногда ни воды, ни света. Но при этом мы могли говорить обо всем, ни на кого не озираясь. Была нормальная постсоветская республика. Теперь адат приобрел огромное значение. Я знаю, что в последнее время людей наказывают за то, что они, к примеру, себя как-то не так повели на свадьбе. Отец обнял дочь – какие-то страшнейшие наказания с извинениями перед главой республики. Для меня дикость, что в какой-то части России людей могут наказывать за неправильное ношение косынки или юбки.

– Какие последствия для ваших героев может иметь показ фильма? Почему вы отказались от дистрибуции в России?

– Я знаю, что в России есть много чеченцев, которые могут прийти на показ и потом что-то перескажут в Чечне. Они, наверное, более безразлично относятся к тому, что его показывают в Европе, я не знаю... Вот то-то и оно: мне казалось, что я знаю правила, – оказывается, я не все знаю.

– То есть на всякий случай? Или были какие-то претензии к отснятому материалу?

– Когда я показала первый монтаж, была претензия к словам Хасана: "Мы не только террористы". Вот это "не только" надо было убрать. В Европе, в Америке знают, что за последние 5–10 лет огромное количество террористических актов было совершено чеченцами. Конечно, это не значит, что они приехали прямо из Чечни, и они находились под влиянием запрещенных в России организаций. Пусть от них отмежевываются, Кадыров называет их шайтанами, но я живу в Европе и знаю, что слово "чеченец" у европейца вызывает настороженное отношение. Поэтому я считаю его слова совершенно правильными и корректными: "Нам отец говорил: мы должны доказать миру, что мы не только террористы, но и люди с вековой культурой". Потом, в Чечне каждый знает, что Аминат – третья жена Кадырова. А когда я это проговорила в закадровом тексте, оказалось, что об этом нельзя было говорить. Я думаю, что в России это может иметь последствия.

– В России это прямое свидетельство преступления, ведь многоженство запрещено.

– Один брак заключается в ЗАГСе, остальные заключает имам. В Чечне каждый знает, что у главы республики, и не только у него, есть не одна жена. Поэтому с какой стати я должна была молчать? Это была бы самоцензура: мне никто не сказал, а я бы сама так подумала.

– Они, судя по всему, тоже постоянно занимаются самоцензурой, и степень их напряженности даже не позволяет представить себе, что они могли бы раскрыться в кадре.

– Их самоцензура огромна! Они настолько боятся сказать или намекнуть на что-то, что мне пришлось передавать атмосферу страха какими-то другими способами: музыкой, пустотами. Потому что они ни словом, ни духом не намекнули, по крайней мере перед камерой, на свои страхи и сомнения. Если Айза говорит, что раньше она могла убежать, а сейчас не может, потому что у нее огромная семья, то я это понимаю двояко, а на самом деле она подразумевает: если снова будет война. Но она говорит: "Если что-то случится". И под этим "что-то" мы уже сами можем надумать что угодно. Но мне-то казалось, наоборот, что если я сниму фильм о том, как им хорошо, какие они счастливые, как раз этим я их подставлю больше.​

– Почему?

– Потому что нельзя жить в стране, в которой происходят страшнейшие вещи, убийства, пытки, и при этом делать вид, что ничего не замечаешь. Республика маленькая, там все друг друга знают. Оюба Титиева (чеченский правозащитник, осужденный за хранение наркотиков. – Прим. РС) арестовали, когда мы монтировали фильм. Об этом все знали: тейпы, села. Маленькая территория, мало народа. Семейными узами все очень связаны друг с другом. Конечно, они ничего не говорят против власти, но они понимают, что то же может случиться в любой момент с ними.

– Перед кем вы боялись их подставить, изображая их счастливыми? Перед Европой? А если им понадобится бежать в Европу?

– Они пока никуда не бегут. Но мне не хотелось выставлять их коллаборантами, какими их считают в Европе. Я считаю, что не имею права так говорить.

– То есть они все же коллаборанты, но вы их за это не осуждаете?

– Не могу судить, потому что очень их люблю и уважаю. Я понимаю, в какой ситуации они оказались. Они стали заложниками, ведут себя, как заложники, – аккуратно, осторожно. Наверное, если бы я попала в такую ситуацию, вела бы себя так же. Пропало самое главное, что было присуще чеченской натуре, – гордость. Они цепляются за традиции, танцы, башни: "Наша цель сохранить традиции, культуру". Мне показалось, что эти слова уже ничего не стоят. Ну, где честь и достоинство, если отец говорит главе республики: "Спасибо, что вы убили моего сына" только потому, что ему пригрозили: если он этого не скажет, то публично убьют второго или третьего.

– Сколько детей у Рамзана и Айзы, какова их судьба?

– У него трое детей. Там все очень рано женятся: у одного сына трое детей, у второго, у Аминат – один сын. Все знают, что это маленький Кадыров. Его дети от первой жены тоже танцуют в ансамбле "Даймохк". В республике все поименно знают всех дочерей, племянниц, приближенных. И все, кто приезжает… на НТВ все тоже все знают. Но все показывают на центральном телевидении идеальную картинку.

– Я правильно понимаю, что Рамзан Кадыров взял в жены Аминат и после этого на "Даймохк" свалились почести?

– Это все часть культурной политики. Это то, о чем говорил министр по национальной культуре: "Культура – основа идеологии". Если Рамзан Ахмадов когда-то хотел, чтобы культура, танец были лицом республики, чтобы мир видел, что в стране есть традиции культуры, то тут этим пользуется правительство, которое говорит: "Мы – представители этой культуры". Аминат пела, когда была девушкой. И она хотела стать певицей, что, в принципе, в Чечне считается для девушки не очень приличным. И хотя Рамзан Кадыров узнал о ней именно по песням, теперь она выступает только на вечерах, на которых присутствует он.

– Не вышло ли так, что ансамбль стал придворной танцевальной труппой, крепостной?

– В моих глазах – абсолютно. Наверное, они бы со мной не согласились. Мы видим: мужчины сидят за столом, дети – танцуют. Какой-то праздник – дети танцуют. Они все время танцуют там, где присутствует глава Чечни.

– Один из солистов, который стал строителем, говорит, что танцевал в Европе, потому что чувствовал миссию, а сейчас не стал бы, потому что это превратилось в развлечение.

– Он прожил там семь лет, и его английский стал лучше, чем его русский. Он считает, что танцы потеряли смысл, какой имели во время войны. Я думаю, он имеет право на это мнение. Честно говоря, когда он это сказал – мы, съемочная группа, за него испугались, говорим: "Слушай, может, не надо так говорить?" Я думаю, его испортили семь лет в Англии, он стал более свободолюбивым. Хасан тоже получил образование в Англии.

– Почему они все вернулись в Чечню?

– Семейные связи там настолько искренне крепкие, там не может быть такого, что человек не разговаривает с братом или племянник не чтит тетю. Там все друг другу помогают. И семьи большие, двоюродные, троюродные тети, дяди. Поэтому невозможно сбежать. Ты никогда не один. У тебя всегда есть родственники, которые остаются заложниками. Год назад был случай с одним уехавшим в Европу спортсменом, которого заставили вернуться, арестовав брата. Всегда найдут слабое место, на которое надавят, и тебе не дадут жить спокойно.

«Медуза» продолжает рассказывать об участниках фестиваля документального кино «Артдокфест». Один из конкурсантов — фильм «Даймохк» режиссера из Нидерландов Маши Новиковой — о семье чеченского танцора и хореографа Рамзана Ахмадова, создателя детского ансамбля песни и танца «Даймохк» (1999 год). В начале нулевых, когда в Чечне шли боевые действия, ансамбль много гастролировал по Европе — но с начала 2010-х его приглашать туда перестали. Из фильма Новиковой следует, что в 2013 году дочь Ахмадова Аминат стала «третьей женой Рамзана Кадырова», после чего их семью на Западе начали считать «коллаборационистами» (официально эта информация не подтверждена — в России запрещено многоженство). Спецкор «Медузы» Саша Сулим поговорила с режиссером Машей Новиковой.

— Расскажите, когда вы познакомились с семьей Ахмадовых?

— Это было в 2002 году: я приехала в Чечню для съемок документального фильма «Танцуй, Грозный, танцуй» голландского режиссера Джоса де Путтера. В то время шли боевые действия и иностранные съемочные группы в республику не пускали, поэтому я [как оператор и второй режиссер] приехала одна с маленькой камерой и поселилась у Ахмадовых.

В Грозном тогда все было в разрухе, в развалинах, в руинах, но ансамбль «Даймохк» уже существовал, они выступали, ездили с гастролями в Европу. На кадрах с этих гастролей и строился весь фильм; а где-то треть состояла из наших с ними разговоров и их репетиций в Грозном — эти кадры я делала нелегально.

— Это те кадры, которые вошли и в ваш фильм «Даймохк»?

— Да. Я потом регулярно приезжала в Грозный, сняла там фильм «Три товарища», потом еще один — о фотографе Олеге Климове, и в тот приезд — это было в 2013 году — я заметила, что ситуация в республике и в семье Ахмадовых сильно изменилась. У Ахмадовых вдруг появились шикарные виллы, дома, машины, они стали занимать всякие должности в правительстве. Все это время мы с ними дружили, встречались, когда они приезжали за границу или когда я бывала в Грозном. Постепенно я стала понимать, что с ними произошло, и в какой-то момент мы решили снять фильм о том, что теперь стало с «Даймохком».

Когда начались съемки, мы оказались в ситуации, когда, с одной стороны, нам разрешали снимать все и даже использовать дроны — естественно, по воле и с разрешения одного человека [Рамзана Кадырова], а с другой — у нас было очень много ограничений. И главным нашим ограничением была самоцензура героев. Сначала я надеялась и ждала, что они начнут говорить откровенно, но в итоге ждать перестала: конечно, они ничего не могли рассказывать, в их положении это невозможно. Все наши интервью начинались и заканчивались хвалебными словами в адрес руководителя Чечни. Но я понимала, что если я буду добиваться каких-то откровений, мне все равно придется потом их вырезать — потому что это опасно для моих героев.

Поэтому в фильме так много молчания, сцен пустоты дома, когда люди не говорят ничего. В итоге пришлось добавить в фильм закадровый голос и написать текст о том, что мы с ними смотрим друг другу в глаза и понимаем, стараемся понять друг друга.

— В начале фильма вы говорите, что семья Ахмадовых — ваша чеченская семья, это художественное преувеличение?

— Нет. Когда я попала в Грозный в 2002 году, я жила в их квартире, спала в одной комнате с их дочерью. Мы тогда очень подружились. Однажды под окнами нашего дома произошел террористический акт, в котором было убито 18 военных, и по квартирам стали проводить обыски — а у меня камера, деньги. Нужно понимать, что в то время террористы снимали теракты на камеру, а тут я — русская, приехавшая нелегально в Грозный; если бы камеру нашли, могли арестовать нас всех. Помню, что мы спрятали ее в пылесос: у Рамзана была полуразрушенная квартира, места прятать что-то там просто не было.

Этот день наших общих переживаний нас ужасно сблизил. Я почувствовала их защиту, хотя для них я, конечно, была в тот момент обузой — из-за меня у них могли быть большие неприятности. Но как они себя мужественно повели! Видимо, им показалось, что и я тоже. Такие моменты очень сближают, пережив их вместе, начинаешь чувствовать какое-то родство.

— Как вы объясняете, почему они были готовы рисковать своей жизнью?

— Они до сих пор говорят, что для них было очень важно, что я приехала в Грозный в такой тяжелый момент для их республики. Они очень ценят это. Чеченцам казалось, что они брошены всем миром, что никому нет до них дела. Поэтому человек, который приезжает, рискуя жизнью, и пытается снять про них что-то хорошее, когда весь мир и Россия говорят, что в Чечне одни террористы, был для них очень важен. Поэтому они и готовы были меня принимать.

— А зачем это было вам?

— Впервые я попала в Грозный в 2000 году, я тогда приехала с аккредитацией иностранного журналиста, нашу поездку организовала ФСБ. Нас везли на танке, снимать было нечего, вокруг были сплошные руины и люди, которые прятали от нас глаза. Потом я вышла на рынок, где на меня стали все орать: «Почему вы там в Европе ничего не делаете? Нас тут убивают».

Увидеть Грозный таким — я как будто попала в Сталинград — и осознать, что все это случилось по вине моей страны, было для меня ужаснейшим потрясением. Я тогда поняла всеми фибрами своей души, что во всем этом есть и моя вина, потому что я русская.

Когда я вернулась в Москву, меня никто не понял. Все говорили: «Ты что? Ты так рисковала жизнью. Там чеченцы, они террористы». Было страшное ощущение одиночества — мне не с кем было об этом поговорить, и поэтому мне очень хотелось вернуться, чтобы понять, что там на самом деле происходит.

В 2005 году я приехала в Чечню надолго, чтобы снять фильм «Три товарища» — про двух чеченцев и ингуша, двое из которых погибли, один эмигрировал в Голландию. Сейчас это мой хороший друг. Меня вело чувство вины и журналистского любопытства.

— В каком году вы уехали из СССР?

— В 1988-м.

— То есть все ваши поездки вы совершали как иностранка?

— Да. Можно сказать, что в 2000-е годы я приезжала в Чечню просто как гражданка России, как гость: не брала с собой никаких записных книжек, никаких голландских документов, гостиниц никаких не было, я всегда жила у людей, ходила в платочке, носила камеру в маленькой розовой сумочке.

Легально я приехала в Чечню только в 2013 году, когда мы снимали фильм про фотографа Олега Климова: мы со съемочной группой получили аккредитацию. Это уже было кадыровское время, и нам хотели показать, что они хорошо относятся к журналистам. Без аккредитации теперь ехать опасно, а с аккредитацией за тобой везде ходят и следят за каждым шагом.

— Вы сказали, что однажды поняли, что жизнь ваших друзей в Чечне сильно изменилась, когда это произошло?

— Как раз когда я приехала в Грозный в 2013 году. Я пришла к ним в гости, вернее, меня забрали на машине из гостиницы и привезли к ним домой. Мы даже посмеялись над этим, потому что я помню, как 10 лет назад Рамзан постоянно чинил свои старенькие «Жигули», а тут у него — шикарная машина.

Тогда я и заметила, что он стал говорить со мной очень официально, — да, мы по-прежнему смеялись, он что-то рассказывал про детей и внуков, но при этом постоянно повторял: «Глава республики сказал… Глава республики сделал…» — даже в машине. Я такие вещи понимаю и тоже начала общаться с ним по-другому. Я не уверена, что так все и было, но, видимо, Рамзан подозревал, что их везде прослушивают, поэтому ни в машине, ни дома они не говорили ничего некорректного. Даже внутри нашей съемочной группы мы в итоге стали говорить, используя кодовые слова, хоть и по-голландски, несмотря на то, что это довольно редкий язык.

— На всякий случай?

— Просто когда мы заселялись в гостиницу «Грозный-Сити» и болтали о какой-то ерунде между собой, к нам вдруг на чистом голландском языке обратился один из сотрудников отеля. Оказалось, что он несколько лет жил в Нидерландах — многие чеченские семьи во время войны жили в эмиграции. Тогда мы поняли, что ни на каком языке нельзя ничего говорить.

— А до 2013 года Рамзан с вами открыто разговаривал?

— Мы встречались, когда они приезжали в Европу, и мне казалось, что мы нормально разговариваем. Рамзан всегда старался быть вне политики. Но человек может оставаться вне политики до того момента, пока политика не пришла в его дом. И пример Рамзана это подтверждает. Когда еще в 2010-е годы на их концертах в Европе выбегали Первый президент самопровозглашенной Чеченской Республики Ичкерия, лидер движения 1990-х годов за отделение Чечни от России. Был убит в 1996 году в ходе спецоперации российских спецслужб.

">дудаевцы с ичкерийским флагом, он очень переживал и говорил: «У меня здесь дети. Мне не надо никакой политики». Рамзан верил, что спасает детей от руин, от уличной жизни, что учит их традициям, культуре. Он необыкновенный человек, очень цельная личность. Он был не готов к тому, что политика придет к нему в дом, он до сих пор растерян.

— Как именно политика пришла в дом Ахмадовых? Как так случилось, что дочь Рамзана Ахмадова стала женой Кадырова?

— Там была какая-то очень странная история. [Дочь Рамзана Ахмадова] Аминат какое-то время жила в Англии, даже какую-то работу там нашла. А потом записала диск со своими песнями: она не только танцевала, но и очень хорошо пела. Этот диск каким-то образом попал в Ингушетию, ее песни стали там очень популярны, и Аминат получила звание заслуженной артистки Ингушетии. Как мне рассказывали, когда об этом узнал Кадыров, то дал ей звание народной артистки Чечни — он же всегда боролся за то, чтобы все звезды были его звездами. В общем, Кадыров ее заприметил и стал ей писать или звонить и предложил ей стать его третьей женой.

Я вам сейчас рассказываю об этом и замечаю, что контролирую себя: я могу всего вам понарассказывать, а у них потом могут быть проблемы. Поэтому я должна быть очень осторожной.

Не совсем понятно, как она согласилась быть его женой — все-таки она была девушкой с огромными амбициями. Когда они ездили с гастролями по Европе, многие молодые ребята восхищались ею. Ведь она была примой-балериной, всегда такая гордая и неприступная красавица. Казалось, что стать третьей женой она никогда не мечтала. С другой стороны, он президент — а она хоть и не первая, но третья леди. Опять же не знаю, могла ли она ему отказать и какие могли после этого наступить последствия.

Думаю, что и для родителей это была сложная ситуация, ведь это единственная дочь моего Рамзана. Он ее боготворил, от всего оберегал. Уверена, что он никогда не мечтал, чтобы его дочь стала чьей-то третьей женой. Но вот так получилось.

— Они с вами никогда это не обсуждали? Или вы не можете об этом говорить, чтобы им не навредить?

— Я многое не могу говорить. А с ними мы могли это обсуждать, когда точно знали, что нас не прослушивают — обычно это происходило во время их поездок. Когда я приехала к ним в Грозный, то поняла, что мы вообще ни о чем не можем говорить. Вы ведь знаете, что в Чечне от действий одного члена семьи пострадать может целый род — всех могут выселить, выгнать, дом сжечь. Там же огромные семьи, и если ты попал в опалу, то там же оказываются и твои племянники, двоюродные братья, тети, дяди и так далее.

Поэтому с этим фильмом я попала в очень сложную ситуацию. Голландские фонды выделили мне деньги на его съемки, мы пять раз ездили с группой в Грозный, жили там в хорошем отеле, тратили деньги, а потом я приезжала с материалами, с которыми было непонятно, что делать. Но когда половина бюджета уже была потрачена, я не могла остановить процесс. Наверное, есть люди, которые могут сказать честно: «Извините, не получилось». Но у меня и амбиции включились, и я надеялась, что мы сможем что-то сделать на монтаже. В итоге мы монтировали фильм 105 дней, потому что он никак не получался. Мои коллеги-голландцы приходили и говорили мне: «Вообще не понимаю, о чем твой фильм».

— В фильме и правда много всего несказанного, и без контекста понять его героев непросто. Как европейцы отреагировали на «Даймохк»?

— Изначально в фильме не было поясняющего авторского текста, и зрители мало что в нем понимали. Я очень не хотела делать некий пояснительный текст, а потом поняла, что надо говорить о своих чувствах — не о фактах, а о своих эмоциях по отношению к Рамзану и его семье. Версия с закадровым текстом вышла в прокат — она была более простой для понимания.

Но у этого фильма странная судьба: с одной стороны, его показали в Торонто, с другой — мы съездили с ним всего на пять фестивалей, это очень мало. Видимо, это все-таки показывает, что многим фильм непонятен. Европейцам кажется, что мои герои хорошо живут, ведь у них такие классные дома, они ездят на дорогих машинах, у них есть зал, в котором они репетируют.

Всех без исключения впечатляет [байкер] Хирург, который появляется рядом с Кадыровым во время боев без правил. У меня очень многие спрашивали: «Что это за ужасный человек? Это что, правда друг президента?» Внешне он, конечно, поражает своей брутальностью.

Я вообщедумаю, что зрителям не надо все понимать. Я даже в шутку предлагала в конце фильма процитировать Кадырова и сделать титром его фразу: «Кто не понял — тот поймет». Надо почувствовать то состояние, в котором живут мои герои. Это важно.

— Как вы объясняете, что люди, пройдя через все ужасы войны и не потеряв лицо, превратились в тех, кто сидит в этих богато обставленных чиновничьих кабинетах и живет в этих нарочито роскошных домах?

— Действительно, когда-то казалось, что хуже войны ничего быть не может: тебя в любой момент могут убить, твой дом разбомбили, света нет, воды нет. Но оказалось, что может быть хуже. На старых кадрах Ахмадовы смеются, шутят — потому что у них тогда было человеческое достоинство. А потом наступила как бы хорошая, как бы благополучная жизнь, но мои друзья стали всего бояться, ведь это благополучие у тебя могут отнять в одну секунду. Они стали молчаливыми, грустными, потому что попали в намного более сложную ситуацию, гораздо сложнее, чем война.

Когда мы были в Грозном, нас курировал Хасан — сын Рамзана Ахмадова, которого я знала еще мальчиком, сейчас он заместитель чеченского министра национальной политики. Я спросила у него, могу ли я спрашивать людей про войну, и он ответил мне, что люди могут мне рассказывать про войну, но им нельзя говорить, с кем была война. То есть человек мог сказать, что была бомбежка, но нельзя было говорить, кто бомбил.

И когда вы смотрите кино, то даже не обращаете на это внимания, потому что знаете, кто бомбил. Но герои ни разу не говорят, что «Россия нас бомбила» или русские танки были в городе. Говорят: «разрушили, сломали, убили». Такой у них запрет. Мне пришлось с ним согласиться.

— Какие еще были запреты?

— Нельзя говорить «первая чеченская война», «вторая чеченская война» — только «первая кампания», «вторая кампания». В Грозном есть смотровая площадка на крыше одного из небоскребов, с нее виден весь город, но в одну сторону снимать там запрещено — туда, где расположен дворец главы республики. На крыше дежурят специальные люди, которые следят за тем, чтобы никто этот запрет не нарушал.

— В фильме вы говорите, что «Даймохк» перестали приглашать на гастроли в Европу. Почему это произошло?

— Европейцы считают Ахмадовых коллаборационистами, ведь они — семья Кадырова. А несколько раз была такая ситуация, когда ансамбль приглашали на гастроли, но чеченский министр культуры запрещал им выезжать. Видимо, чтобы не рисковать: вдруг им там понравится — и они убегут.

— Но границы Чечни вроде как еще не закрыты, они и без разрешения министра могут убежать.

— В том-то и дело, чточеченцам трудно убежать, ведь часть семьи все равно останется в республике — один убежит, а 30 оставшихся пострадают.

— То есть европейские гастроли «Даймохка» закончились с того момента, как Аминат стала женой Кадырова?

— Да, это было в 2010 году. В фильме Рамзан говорит: «Мы потеряли связи с Европой и хотели бы их восстановить с помощью видеоклипа». Вообще это была моя идея сделать клип-презентацию для ансамбля — это был наш подарок им.

— Они понимают, почему их считают коллаборационистами?

— Думаю, да, но сами они считают, что они не такие. Но это очень сложная тема. Ведь как человек начинает быть коллаборационистом — ты чуть-чуть в чем-то уступил, подумал: «Ну, ладно, все так делают». А потом тебе уже отступать некуда.

— А зачем им вообще сейчас ездить в Европу? От войны детей спасать уже не нужно.

— У любой спортивной или танцевальной команды всегда есть желание показывать себя везде и всюду. «Даймохк» ездит на всякие конкурсы в России и получает там призы. Но в своей республике они в основном выступают перед правительством.

— Вроде ребят из Чеченский ансамбль национального танца, созданный в 1939 году.

">«Вайнаха», которые танцуют там, где Кадыров появляется.

— Да.Вообще это какое-то ужасное явление. Представляете, раньше «Даймохк» ездил по разным странам и городам, собирал полные залы, а сейчас все, на что они могут рассчитывать, это сцена филармонии и концерт, приуроченный, например, к приезду [актера Жерара] Депардье. Есть видео на ютьюбе, на котором Депардье сидит в доме Кадырова с вином — он же не может без вина — и перед ними танцуют эти дети, и он пьяный пытается танцевать лезгинку, наверняка это все еще происходит ночью или поздно вечером.

Когда я это увидела, мне стало так стыдно, так неприятно, ведь когда-то я поименно знала всех участников «Даймохка», это же мои дети, и что теперь с ними стало? Почему они теперь должны выступать в перерыве между боями без правил? Представляете себе: подтерли с ринга кровь, а потом на него вышли мальчики в белых костюмах. Это, конечно, ужасно. Я прямо вижу, как Рамзан на это реагирует — его просто передергивать должно.

— В чем он находит для себя спасение?

— Внуки. Религия. Он стал очень религиозным. Во время войны он тоже пять раз в день молился. А после аварии, которая с ним случилась в 2016 году (Рамзан Ахмадов не справился с управлением — прим. «Медузы»), — так вообще. Мы целый год его не снимали, он был в очень плохом состоянии — он ведь едва не умер, потом долго восстанавливался.

— А сейчас как он себя чувствует?

— Он стал художественным руководителем «Вайнаха».

— Но ведь он даже на репетиции «Даймохка» в какой-то момент перестал приходить.

— Он все-таки стал опять работать. Танцы — это его профессия, его жизнь. Он год не приходил к детям. Первый его визит после аварии мы сняли, и эти кадры вошли в фильм. Так получилось, что он подвез нас на репетицию, которую мы должны были снимать, а дети увидели его из окна и стали орать: «Рамзан, Рамзан!» Он не выдержал и поднялся к ним. В репетиционном зале Рамзан не смог сдержать слез, для него это было очень тяжело, ведь он год их не видел.

А вообще жизнь в нем поддерживает какое-то отчаянное непонимание, как сделать так, чтобы и после его смерти с внуками все было хорошо. Его ответственность за детей и внуков совершенно гипертрофированная.

— Как со всем этим справляется его жена Айза? После просмотра фильма кажется, что она все это приняла.

— Она ведет себя так, как полагается в Чечне. Она очень хорошо все понимает, но старается приспосабливаться к обстоятельствам и с удовольствием заниматься любимым делом — танцами. Айза сейчас руководит «Даймохком». Она пытается радоваться каким-то профессиональным моментам, но при этом она все понимает. У нее животная сила выживания.

А еще в Чечне многие дико боятся перемен в Кремле, потому что прекрасно понимают, что начнется эффект домино и первой головой, которая упадет в республике, будет Кадыров и все к нему приближенные, все коллаборационисты пострадают.

— Люди, прошедшие через войну, вряд ли цепляются за бытовой комфорт.

— Но дело ведь не в том, что у них отнимут дом или какую-то мебель, — их убьют. Их просто физически ликвидируют, и их детей, и внуков. Это же Чечня, там другие понятия. Если убьют Кадырова, то пострадать может вся его многочисленная семья. Это такой народ, такие традиции. Но это все — самые страшные сценарии, которые могут реализоваться, если к власти придут какие-то не связанные с Россией люди.

Сам Рамзан Ахмадов не боится своей смерти и готов жертвовать собой ради детей. И именно за них он больше всего боится.

В фильме есть эпизод, который это иллюстрирует, это финальная сцена, в которой Рамзан вносит в свой дом новорожденную девочку, дочь [его сына] Хасана — это такая чеченская традиция: старейшина рода приветствует в своем доме младенца. Когда ему дают в руки ребенка, он начинает плакать. Рамзан попросил меня не показывать его слезы, поэтому я сняла его в зеркале, но по голосу чувствуется, что он плачет.

— Рамзан и его семья уже видели фильм?

— Они видели укороченную версию, которую мы делали для телевидения, там нет моего закадрового голоса. Именно по этой причине мы договорились с «Артдокфестом», что фильм будут показывать только в Риге. 

— А короткую версию они приняли?

— Они просили меня вырезать слова Хасана: «Отец хотел показать Европе, что мы не только террористы». Но тут уже я заупрямилась и сказала ему: «Столько было террористических актов и в Европе, и в Америке, и в России, сделанных чеченцами, странно отрицать это». Конечно, им хочется, чтобы их народ совсем обелили, народ-то тут и ни при чем, но это же были ужасные теракты, и там были чеченцы.

— Ваши отношения как-то изменились за последний год?

— Пока нет. Не знаю, что будет дальше. Полную версию фильма видел мой друг-чеченец и сказал, что кино вряд ли может кому-то навредить. Он сказал: «Было бы хорошо, если бы Кадыров это все увидел. Может быть, что-то понял бы».

— Когда в Грозном было легче снимать — в техническом и человеческом плане — в начале нулевых или сейчас?

— В 2002 году люди спокойно рассуждали о том, действительно ли их республике нужна независимость, каждый мог высказать свое мнение. Мы спорили, ругались, что-то обсуждали. А сейчас вообще ничего не обсуждается — особенно при камере. Включается камера — начинается официальное выступление, никакой искренности, никаких эмоций: «Восстановили Грозный, все стало хорошо, с ансамблем все прекрасно, у нас прекрасный репетиционный зал. Глава республики — никогда не называют его по имени — нам очень помогает».

— Но в техническом плане, наверное, стало лучше?

— В 2002 году было практически невозможно снимать, а сейчас во всех наших поездках нас сопровождал человек из министерства. «Хотите снимать танцевальную группу? Хорошо. Снимайте танцевальную группу. Хотите в горах? Давайте в горах. Хотите, чтобы дрон полетал? Пускай дрон полетает. Нет проблем. У нас нет секретов, у нас нет тайн. А можно вот туда подняться? Можно, конечно. Все можно. Только не снимайте эту сторону, а так все можно. Хотите снимать там, где присутствует глава республики? Да, хорошо. Пожалуйста, снимайте, нет проблем. Мы вас там везде внесем в список». Но стоит попросить, например, зайти в дом Аминат, как ты натыкаешься на полное молчание: тебе не говорят ни да ни нет, но при этом ничего не происходит.

— Аминат вам показалась счастливой, довольной своей жизнью?

— Мне она показалась напуганной и растерянной.

— Просто в фильме, когда она на очередном празднике поет песню про любовь к Чечне и Грозному, кажется, она делает это вполне искренне.

— Кажется, что в ней появиласьнадменность. Даже когда она общается с отцом, которого обожает, в ней прорезаются какие-то надменные нотки. Но это чистое актерство: когда я выступаю перед главой республики, я буду петь эту песню, текст которой сама же и написала.

Посмотреть фильмы конкурсной программы «Артдокфеста» можно будет в Риге — в рамках Рижского международного кинофестиваля, который начнется 21 октября, и в Москве и Санкт-Петербурге — 5 декабря.

Саша СулимО третьей жене лидера Чеченской республики Рамзана Кадырова Аминат Ахмадовой известно многое. Её хорошо знают и считают любимой певицей Чечни. В России не легализовано многоженство. Но вот Рамзан Кадыров положительно относится к этому моменту. Пока Аминат считают третьей женой Кадырова, но кто знает, будут ли ещё.

Правда ли что у лидера Чеченской Республики не одна, а три жены

Рамзан Кадыров лидер Чеченской Республики положительно относится к легализации многоженства. Он сам имеет 3 жены, о которых известно общественности. Однако официально у него оформлен брак только с одной женой Медни Мусаевой. Первая его жена с ним очень давно. Они знакомы ещё с подросткового возраста.  На сегодняшний день их семья стала очень большой. Они воспитывают 12 родных и 2 приемных детей. Медни не публичный человек и редко появляется на публике. Но Медни Мусаева пользуется особым уважением и популярностью в Чечне.

Известно и о второй жене Рамзана Кадырова Фатиме Хазуевой. Она является одной из победительниц конкурса красоты, который провели в Чечне в 2006 году. Такие конкурсы считали постыдными и развратными. Девушка не должна выставлять себя напоказ. Тем более оголять своё тело. Но Кадыров убедил родителей молодых красивых девушек дать разрешение на участие их дочерей. Он дал обещание, что никаких непристойностей не будет и все пройдет хорошо. Хотя в чеченском обществе ходили разговоры о том, что конкурс это только повод.

На самом деле богатые и влиятельные люди пришли на конкурс присмотреть себе будущих жен. Фатиме Хазуева на тот момент было 15 лет. В конкурсе она стала первой вице-мисс Чечни в 2006 году. Потом приняла ещё участие в другом конкурсе «Мисс Кавказ-2006». И опять она стала победительницей. Интересно, что Фатима Хазуева выделяется среди других ярко-рыжими красивыми волосами. Кстати у Кадырова тоже рыжеватый цвет волос. Об обряде мусульманского бракосочетания написал блогер Тумсо Абдурахманов. По его информации Фатима Хазуева и Рамзан Кадыров стали мужем и женой.

У Рамзана Кадырова есть и третья жена Аминат Ахмадова. Говорят, что она местная певица и танцовщица. Семейное положение Ахмадовой изменилась в 2013 году. Её отец тренировал танцевальный детский ансамбль «Даймохк». Но замужество дочери изменило многое в жизни Аминат и её родных.

Что известно о третьей жене Кадырова Аминат Ахмадовой

Известно, что место рождения Аминат Ахмадовой является город Грозный. Родилась она в 1985 году. Её отец руководил танцевальным ансамблем в Чечне «Даймохк».Ещё маленькой Аминат занималась в ансамбле. Она стала профессиональной танцовщицей. Даже выезжала с ансамблем «Даймохк» на гастроли за границу. С ансамблем она успевала побывать во многих странах Европы (Австрии и Голландии, Польше и Англии и других).

Её профессиональная деятельность отмечена различными наградами. Например, она получила Гран-при в Великобритании в 2004 году. До 2005 году она оставалась главной солисткой в ансамбле. Участвовала во многих фестивалях и акциях. Она танцевала необыкновенно. Её танец поразил директора колледжа «Эджхил» в Англии. Он пригласил Аминат преподавать у них и учить детей чеченскому танцу.

Там она проработала 2 года. Аминат Ахмадова не только волшебно танцевала, но и имела необыкновенный голос. С Рамзаном Кадыровым Аминат познакомилась, когда тот ей присвоил звание «Заслуженной артистки Чеченской республики». Тогда девушка ему очень приглянулась.

Известно, что Аминат Ахмадова стала третьей женой лидера Чеченской республики в 2013 году. С тех пор семья Ахмадовых приумножила своё богатство. Они стали занимать разные должности в правительстве. Стали владельцами автомобилей, шикарных домов и вилл. Однако с тех пор танцевальный ансамбль «Даймохк» перестали приглашать на гастроли в Европу. Голландский режиссёр Маша Новикова сняла фильм о семье хореографа Рамзана Ахмадова. Фильм называется «Даймохк».Фонд был создан, как декларируется, «в целях оказания благотворительной помощи нуждающимся гражданам и создания рабочих мест для населения республики». В 2019 году фонд Кадырова собрал больше пожертвований, чем любой другой благотворительный фонд в России — 6 млрд рублей. Это в 1,5 раза больше, чем у второго по доходам фонда — крупной еврейской благотворительной организации «Джойнт», и в три раза больше, чем у фонда «Подари жизнь», который занимается помощью детям с онкологическими заболеваниями.

Зачастую фонд Кадырова действует как кошелек для широких жестов чеченского руководства. Это были то оплата «Мерседеса», который Кадыров подарил пятилетнему мальчику за четыре тысячи отжиманий, то двухэтажная квартира, подаренная Кадыровым французскому актеру Жерару Депардье. Даже по документам

Например, в 2019 году фонд потратил на социальную и благотворительную помощь 2,8 млрд рублей, а на «содержание аппарата управления» — более 4 млрдimg src="http://res.cloudinary.com/dfnzgqrkw/image/upload/v1683665678/document_yAilPw.pngследует из поданной в ФНС отчетности фонда, которую изучил «ПроектПри этом на оплату труда сотрудников самого фонда пошло не более 8 млн рублей, на что потрачены остальные 4 млрд, по документам понять нельзя.

Кадыров настаивает: фонд ничего не получает ни из федерального, ни из регионального бюджетов. Но, как писали СМИ ранее, пополняется он за счет принудительных сборов с жителей республики — 10% от зарплаты бюджетников либо взносы от бизнесменов. Кадыров отрицал существование поборов, утверждая, что фонд «занимается бизнесом, строит объекты, зарабатывает». Но по отчетности, сданной фондом в ФНС, 6 млрд рублей, полученные им за позапрошлый год, — это именно «добровольные финансовые взносы и пожертвования», от предпринимательской деятельности он получил всего около 300 млн рублейimg src="http://res.cloudinary.com/dfnzgqrkw/image/upload/v1683665678/document_yAilPw.pngФонд Кадырова числится учредителем нескольких успешных бизнесов, они отчитываются о своей выручке отдельно. Возможно, ее и направляют в качестве пожертвований фондуp>