Анастасия романцова

26/04/2023 16:15

Новой героиней моей рубрики стала дизайнер Анастасия Романцова, с чьей легкой руки столичные светские барышни облачились в платья A LA RUSSE — во всех смыслах этого сочетания.

Фото: Jan Coomans
Благодарим Four Seasons Moscow Hotel за помощь в организации сьемки

О том, как сделать

российский модный бренд прибыльным, сколько нужно инвестировать в успех и на каких принципах строить «семейное» дело — в моем свежем интервью.

— Русскую марку можно сделать прибыльной? Это вообще окупаемый бизнес или это имиджевое занятие для красивых девушек?

— Мы вышли на самоокупаемость через полтора года. И смогли вернуть вложенные в нас ресурсы через три. Специалисты говорят, что это хорошие показатели. Но я не ожидала, конечно, что они дадутся таким неимоверным трудом. Мне всегда казалось, что если человек много и самоотверженно работает, то он должен скоро увидеть плоды своего труда.

— Планировала через пять минут после старта зарабатывать миллионы?

— Нет, я слышала, конечно, что фэшн-индустрия — это игра в долгую: шьешь на несколько сезонов вперед, закладываешь бюджет и ждешь… Но я такой человек, что если целиком отдалась процессу, то мне нужно все и сразу. Мне становится жалко времени даже на сон — я очень нацелена на результат и никак не могла понять, почему все так медленно развивается!

— А что казалось самым страшным вначале?

— Оглядываясь назад и анализируя, самое страшное — незнание дальнейшего пути. Но вместе с тем шагать в неизведанное — это и моя защита. Тогда включается интуиция. Ты избавлен от стереотипов, двигаешься по наитию. И все же у меня было много иллюзий по поводу всего процесса.

— А иллюзии-то откуда взялись? Были конкретные примеры?

— Нет, не было. Просто мне казалось, что если хорошо работать, то все должно быстро получиться. А оказалось, что это как толкать тяжелую, обтянутую ватой дверь. Видишь промежуточный результат — вот журналисты стали брать вещи на съемки, думаешь —уже неплохо, а потом оцениваешь экономическую ситуацию и понимаешь, что еще работать и работать. И ты эту дверь все толкаешь и толкаешь. И все, что ты зарабатываешь, ты реинвестируешь, и кажется, что вот уже и заработал, но тут же нужно вложить в очередной ремонт, в закупку оборудования и тканей, и ты никак не можешь нащупать момент успеха с экономической точки зрения. Именно поэтому, я думаю, многие путают успех после показа с финансовым успехом. А это два абсолютно разных показателя.

— Меньше какого уровня капиталовложений не имеет смысла начинать марку уровня A LA RUSSE?

— Изначально мы вообще делали все в очень скромных условиях: с минимальными вложениями, в компании из 5 человек. Мини-производство я начала налаживать, когда наши вещи закупил первый байер. А собственное большое производство появилось только после закупки коллекции несколькими байерами. Я вообще сторонник очень поступательного развития и расширения бизнеса. У меня очень четкая причинно-следственная связь: мы расширяем штат, дозакупаем оборудование и прочее только когда в этом есть реальная необходимость. Я не сторонник раздувать количество персонала, чтобы каждый занимался узкой специализацией. У меня лично и у моих сотрудников достаточно большая многосторонняя нагрузка — каждый из нас, как многорукий Шива. Наверное, на правильном языке это и называется оптимизацией труда.

— То есть сначала это было просто ателье?

— Да, в нем тогда работало три человека, обслуживали индивидуальных клиентов.

— А ателье-то как возникло? Ты же на дипломата училась, откуда возникла мысль составить конкуренцию Коко Шанель?

— Я всегда говорю: я креативный директор, а не дизайнер. На мой взгляд успешные дизайнеры сегодня — это гениальные стилисты, умеющие подстраиваться под нынешнюю быстро меняющуюся моду и реалии коммерческой ситуации. Креативный директор — это еще несколько шире. Я руковожу процессом всего креатива в бренде A LA RUSSE, к какой бы сфере деятельности компании это не относилось. От разработки сезонных коллекций, лотов для благотворительных аукционов до сувенирных изделий Пушкинского музея и Музеев Кремля.

— Ну тогда скажи мне «как художник художнику»: ты вообще рисовать-то умеешь?

— Как и все дизайнеры без специального художественного образования, я обожаю тот факт, что Миучча Прада тоже не рисует. Это знание очень успокаивает! Меня время от времени пытаются уесть ассистенты, с которыми мы не срабатываемся: «Она даже рисовать не умеет!» Но ничего — бизнес успешно идет дальше. Тем более что мне создавать красивые картинки не нужно — важно, чтобы я могла донести до креативной команды идею: где должны быть выточки, а где — рельефы. Мои «почеркушки» иногда в этом плане очень действенны.

— А как тебя вообще угораздило «забраться» в русскую моду? Ты же и в агентстве «Артефакт» успела поработать?

— К Шумскому попала почти случайно — туда брали без опыта, на крошечную зарплату, но это была отличная школа, где при желании можно было всему научиться. А вскоре Александр рекомендовал меня знакомому продюсеру на телевидении — те искали редактора, кто мог бы готовить информацию для программы о российских дизайнерах. Проработала там три года, познакомившись со всеми российскими дизайнерами, и узнала многое про этот бизнес.

— И какие примеры были показательны?

— Поражала разноплановость дизайнеров и глав модных домов: у одних — скромный шоу-рум, у других — гигантское производство, а третьи открывали шкаф в спальне и говорили — вот моя коллекция.

— И много среди них было дизайнеров, кто на деньги мужа развлекался?

— Вспоминая твой хороший вопрос, заданный в начале интервью — «сколько денег надо?», могу с уверенностью сказать, что сколько бы их ни было, если тебе их дает муж, то он такого баловства выдержит максимум три сезона.

— А как ты пришла к собственному модному делу?

— Перед тем как запустить свое дело, я пошла учиться в Высшую школу экономики на маркетинг в фэшн-индустрии, чтобы понять, как это должно работать.

— Если возвращаться к разговору про изначальные инвестиции в бренд уровня A LA RUSSE, то все же о каких суммах должна идти речь?

— За эти пять лет многое изменилось, но меньше стоимости однокомнатной квартиры в Москве точно не обойдется.

— У тебя была лишняя однушка в центре?

— Я в родном Краснодаре квартиру продала!

— Большую, надеюсь?

— По краснодарским меркам — очень.

— А если серьезно?

— Мы действительно в то время продали жилье в Краснодаре, но вовсе не для того, чтобы я занялась модой. Хотя в одном интервью эти факты все же ухитрились связать. Я была тогда достаточно гордой, думала, что мне хватит собственных средств на построение бизнеса, но потом все равно пришлось просить.

— В русском фэшн-бизнесе есть три девушки, которые делают свои коллекции, будучи при этом замечательными красавицами, — это ты, Ульяна Сергеенко и Алена Ахмадуллина. И во всех трех случаях есть истории неких мужчин-инвесторов, которые на разных этапах построения бизнеса помогают материально. Видишь ли ты параллели в развитии ваших марок? И в чем принципиальные отличия?

— Мне кажется, это три совершенно разные модели: кто-то строит узнаваемость на пиаре бренда, а кто-то на самопиаре. Одна из нас работает с кутюром, другие вообще к этому никогда не прикасались, возможно, только в режиме ателье.

— То есть между вами тремя нет соперничества?

— Всегда найдутся «добряки», которые начнут сталкивать лбами, будучи заинтересованными в некоей вражде. Но, по сути, ни с Аленой, ни с Ульяной нам делить нечего: у каждой свои клиенты и своя ниша, целевая аудитория и стратегия развития! Но, конечно, есть люди, которые говорят: «а этот про тебя вон что сказал», «а это ты у нее украла», «а этот перешел к ней работать, да как он мог». Абсолютно лишнее нагнетание ситуации усилиями окружающих.

— Вы общаетесь между собой?

— Мы не подруги, но, конечно, знакомы. Когда я узнала Ульяну поближе, то поразилась, какой у нее острый ум и чувство юмора. Я это очень ценю в женщинах, особенно — в красивых. Алену я знаю еще меньше — мне кажется, она довольно закрытый человек. Но в общении чувствуется ее интеллигентность и образованность. И она по образованию дизайнер. Я с Ульяной все же немного из другой истории.

— Люди со стороны смотрят на тебя и думают: «Очередная красотка-дизайнер, какой-то мужик ей денег дал, так и мы все можем». Тебе важно в такие моменты отстоять себя какими-то профессиональными аргументами?

— Нет-нет, я вообще в таких дискуссиях не участвую!

— А как же репутация в глазах тех людей, чье мнение тебе может быть важно?

— Я не буду рвать на себе рубашку и говорить: «Вы знаете, каким трудом все это далось». Если человек сам добился определенных результатов — в любой сфере -он никогда, глядя на чужой труд, так не скажет. Нормальные люди понимают, что наличие денег и внешности не гарантирует успеха. Это всегда труд, определенная удача, вкус, видение процесса и способность оказаться в нужное время в нужном месте! Есть девушки гораздо красивее, гораздо богаче и с гораздо большим желанием прославиться. Но ты назвала только нас троих. Значит, нужен еще какой-то фактор.

— Говорят, у тебя в компании действует «семейный подряд» — начинала ты ателье с мамой, продолжила с сестрой?

— Да! И никак по-другому: наш «семейный бизнес».

— Как так сложилось?

— Вариантов не было: кому еще довериться? А моя мама всегда фантастически шила и строила лекала.

— А сестра как оказалась в вашей компании?

— Это уже более позднее «приобретение» и моя большая гордость. Человеку, который пришел из крупной компании с серьезного руководящего поста, было очень непросто оказаться в нашем хаосе. Она не понимала, как люди могут заявить: «Ой, а я забыл». Сестра — единственный человек в мире, который может мне сказать: «А это в бюджете мы урежем». Или в ответ на мои поползновения о закупке какой-нибудь ткани быстро посчитать себестоимость вещи и ответить: «Хочешь — купи себе лично, а в производство это по себестоимости не пройдет».

— Ты — креативный директор бренда, сестра — коммерческий. Кто из вас тогда руководитель?

— Зависит от подразделения. Яна отвечает за производственный процесс, за поставки байерам, за все коммерческие вопросы. Зона моей ответственности — коллекция, этапы ее подготовки, закупка тканей, креативные вопросы — разработать запах или определить высоту каблука. Она мне может, например, в жесткой форме сказать, что какие-то расходы — это непозволительная роскошь! У нее даже есть сотрудники, которые тоже мне могут об этом сказать, показав смету. И очень часто мы ставим вето на какой-то невероятной красоты вещи! А бывает, что коммерческий отдел, который ведает всей статистикой заказов, говорит, что, например, на короткие широкие брюки в прошлом сезоне не было большого спроса в наших бутиках и у байеров. Тогда с вероятностью 90% в новой коллекций я откажусь от этой модели, даже если с креативной точки зрения мне бы очень хотелось ее добавить. Так что тут сложно понять, кто кем руководит — скорее, мы ищем компромисс, необходимый для того, чтобы выпускать стильные и конкурентноспособные на рынке вещи.

— А откуда взялась концепция A LA RUSSE?

— Мне казалось, что известные на тот момент русские дизайнеры не интерпретируют дореволюционный русский стиль, то есть не философствуют на тему того, как одевалась бы девушка, если бы не было революции 17-го года. Это платья в пол, узкий длинный рукав, подчеркнутые ключицы и запястья. Женщина, а не бесполое существо, но при этом все очень тонко и деликатно. Мы сделали первый показ, где и снег был, и музыка наша очень красивая, и Саша Лусс в качестве невесты — все было «по-русски». И самое главное случилось после показа! На нас вышел байер из Екатеринбурга, самый наш первый байер. Он позвонил и сказал, что хочет приехать посмотреть коллекцию, а приехав, сказал: «Я хочу это завтра забрать».

— А как вы в ЦУМ попали?

— Записалась к Алле Константиновне Вербер на прием, после того как меня ей представил Александр Раппопорт, и помощь ее оказалась так велика, что я до сих пор ей благодарна. У меня ноги подкашивались в ее кабинете, а она тратила на меня свое время, образовывая меня в каких-то вещах, объясняла, что нужно шить, что не нужно. И все советы, которые она дала, оказались очень верными для меня.

— При выходе на западный рынок почему вы не стали делать полномасштабное шоу в рамках Недели моды, как поступали другие русские дизайнеры, как только у них появлялись на это личные средства?

— У тебя интересная причинно-следственная связь: появились деньги — сделала показ. Я исхожу из другого: то количество денег, которое есть у тебя дома, никакого отношения к бизнесу не имеет. И самая большая ошибка — это когда ты воспринимаешь сейф дома как рабочий сейф. На этом можно бизнес закрывать и считать, что он не состоялся. Ты должен четко разделить, что семейные деньги и деньги бизнеса — это два совершенно разных аспекта. То есть то, что ты заработал, ты можешь принести домой, но обратно — никогда. Вот когда ты начнешь работать с таким подходом — бизнес состоится, потому что у тебя нет другого выхода. И показ в нашу бизнес-модель не вписывался. Мы его обязательно сделаем в Париже, когда будем позволять тратить на пиар и маркетинг 15-20% в год от общего бюджета на показы.

— Какой у вас сегодня процент западных продаж?

— 30, не меньше.

— Вы каждую третью вещь делаете на экспорт?

— И количество байеров с каждым годом увеличивается, появились партнеры даже в Бразилии.

— А как о A LA RUSSE узнают те мировые звезды, что вас носят? Та же Бейонсе, например.

— Бейонсе возникла благодаря Мирославе Думе, которая посоветовала нас ее стилисту. Мы связались с ней напрямую, отправили лукбуки, она выбрала три вещи, две из которых Бейонсе надела.

— В гастрономии сейчас появилось целое поколение новых производителей, старающихся предложить альтернативу недоступным из-за санкций продуктам. На легкую промышленность кризис как-то влияет?

— Большинство тканей и фурнитур мы заказываем за границей. И заменять их пока нечем. В первых коллекциях я старалась возрождать какие-то старые ремесла или технологии, но основной массе клиентов это не нужно и не важно. Но, с другой стороны, «оренбургскую» и «павловопосадскую» коллекции мы перевели в «базу» и уже третий год ее продаем. Но сегодня я вижу, что появляются фанатичные люди, которые пытаются что-то возрождать. Начались закупки машин по производству тканей европейского качества. Так что толчок был дан. Но к чему это приведет, пока неизвестно.

— Марка A LA RUSSE получила признание в определенном кругу: среди клиентов много тех, кого ты знаешь лично. Зачем было запускать вторую линию для аудитории, которую, возможно, ты не так хорошо чувствуешь и понимаешь?

— Если говорить про A LA RUSSE, то мы ориентированы не только на клиентскую аудиторию, сжатую в рамках Бульварного кольца: к нам приходят заказы со всей России. И мы не позиционирует себя как узкую «ательешную» марку, мы себя позиционируем как pret-a-porter de lux, хотя вы можете прийти и сшить что-то по своим меркам. Но это будет уже другая сфера услуг — ателье у нас вынесено в отдельную бизнес-ячейку. А основной наш бизнес — это клиенты в бутиках A LA RUSSE, где без всякого моего участия продаются наши вещи в широком размерном ряду и цветовом диапазоне. И в этом плане бизнес работает успешно.

— А на какую аудиторию рассчитана линия ARnouveau?

— ARnouveau — это не линия бренда A LA RUSSE Anastasia Romantsova, это — новый бренд компании A LA RUSSE. Мы давно хотели создать универсальную, демократичную и модную линию для прекрасных девушек, живущих в ритме больших городов. Которые учатся, работают, ездят в командировки, путешествуют, ходят на свидания и при этом всегда выглядят свежо, легко и стильно. Мода, красота и искусство в новом прочтении — это стало главным посылом нашей работы.

— А как вообще пришла в голову идея, что надо делать вторую линию?

— Это был вопрос времени, равно как и детская линия. Бренд должен развиваться витками: если периодически ничего не появляется, значит, он стагнирует. В какой-то момент мы поняли, что к нам начали приходить подросшие дочери молодых мам, которые в A LA RUSSE могли себе нужный наряд не найти. И именно для них была создана вторая линия — ARnouveau, которую, к слову, с удовольствием носят не только совсем юные девушки, но и более взрослые женщины, покупающие более «расслабленные» вещи не на выход, а на каждый день.

Лили Аллен, Елена Лядова, Бейонсе, Юлия Пересильд, Светлана Иванова

Софико Шеварднадзе, Снежана Георгиева, Яна Рудковская, Мария Семеняченко

анастасия романцова

Дизайнер и создатель бренда A La Russe Анастасия Романцова рассказала Ксении Вагнер про воспитание сына, роды в Майами и любимые средства в уходе за собой.

- Мой первый вопрос про твой график. Ты живешь в Москве, но по семейным обстоятельствам часто бываешь в Америке, и там в основном живет твой сын. Это даже не Москва-Париж или Москва-Лондон. Как тебе это удается? Какой твой секрет тайм-менеджмента?

- На самом деле в Америку мы переезжаем только на зимнее время, с ноября по май. У меня аллергия на холод, и мне в московском климате зимой тяжело, а с маленьким ребенком – тем более. Я понимаю, это звучит странно, огромное количество людей каким-то образом воспитывают детей в зимний период и не вывозят их заграницу. Но если есть такая возможность, то мне так комфортнее. В центре Москвы экологическая ситуация лично для меня не совсем приемлема. А если ребенок живет за городом, я его практически не вижу. Секрет тайм-менеджмента прост: когда я нахожусь в Америке, я провожу время только с сыном, качественно, полноценно, а не глядя в телефон.

- Ты рожала в Майами, можешь поделиться этим опытом?

- Это был очень приятный опыт. При выборе я отталкивалась не от госпиталя, а от врача. Всего там есть три хороших госпиталя, и, по сути, они одинаковы, примерно одного уровня палаты, медикаменты. У меня был очень веселый и вдумчивый врач, это стало решающим фактором.

- Как ты его нашла?

- У меня был огромный список врачей, из которого я выбирала.

- По какому принципу он был составлен? По рекомендациям знакомых?

- Нет, я интуитивно проходила этот путь. Знакомых, которые там рожали, на тот момент, четыре года назад, у меня не было. Обращалась в консьерж-сервисы и отсматривала списки. Мне надежнее было с доктором-мужчиной, хотя я знаю, многие предпочитают женщин. Моего врача зовут Семён Цинкер. Он выходец из постсоветского пространства, заканчивал университет здесь, а потом много лет учился и работал в Америке в ведущих госпиталях. Это был важный для меня момент – синтез советской школы и американских технологий. Но Цинкер сейчас на пенсии, уже не берет ни при каких обстоятельствах. Мне с ним было очень надежно, весело и легко.

- Что в этом опыте для тебя было самым приятным?

- Мне был важен океан – это был решающий фактор. В какой-то момент меня сильно залечили здесь и ничего было нельзя. Буквально нужно было лечь и ничего не делать. Мне такое решение даже в критических ситуациях не очень подходит. Нужно было что-то менять, и я подумала – куда мне хочется? Хочется туда, где есть океан. Визу я получала в сильно беременном состоянии. В визовом центре мне сказали: «Вы знаете, вы – одна из немногих, кто честно сказал, что едет рожать». Все же обычно это скрывают. Я честно сказала. И мне дали визу и пожелали удачи.

- У тебя были естественные роды или кесарево?

- Естественные. Я здесь занималась с акушеркой. Она учила меня дышать, готовила к самостоятельным родам, и мне это очень помогло. Все прошло очень быстро, от первой схватки и до момента появления малыша – 4 часа. Не успели даже сделать эпидуралку. Я понимала, что если мне будет очень больно, я попрошу. Если не очень, не буду. Но там уже проси – не проси, было поздно.

- Помнишь свои ощущения? В Америке сразу дают ребенка, кладут его на живот?

- Все можно обсудить. Мой врач был приверженцем классической медицины, но я с ним договорилась. Во-первых, я позвала женщину, которая у них называется «доула» - она забирает плаценту. Они стараются всегда принять малыша, быстро обтереть и только потом отдать маме. Ее задача была в какой-то момент преградить им путь, поэтому я сразу получила ребенка, пуповину обрезали, когда малыш был еще на мне. Но это можно было сделать только с Цинкером. Он был против, но я ему сказала: «Доктор, ну вам ли говорить? Вы практически с сигарой у меня роды принимаете. Давайте как-то договариваться». Так и договорились. Мне было важно, чтобы человек был на позитивной волне. Уверенный, спокойный, профессиональный.

- Помнишь свои ощущения в первые часы? Появилось ли сразу осознание, что жизнь полностью изменилась?

- У меня не было такого, что мир поделился на «до» и «после». Я очень ждала момента появления малыша в моей жизни и морально была к нему готова. Я рожала в осознанном возрасте. Конечно, я стала другой, произошла переоценка ценностей во многих вопросах, измененились приоритеты, но я изначально понимала, что, скорее всего, так будет, и была готова уйти на какое-то время в декрет и принадлежать только этому человеку. Заранее так выстраивала рабочую ситуацию, подготавливала окружающих меня людей. Я боялась неконтролируемой послеродовой депрессии, но меня она, к счастью, миновала.

- Думаешь, если бы рожала в 20, такого бы не было?

- Сложно сказать. Я знаю случаи, когда адекватные взрослые девочки не могут контролировать свои эмоции и просто выпадают из жизни на 3 месяца. Я всегда думала – а вдруг у меня тоже так будет? Но, Слава Богу, обошлось. Может, потому что было солнышко и океан, который для меня так важен.

- Получается, ты была с малышом сама? Окружали ли тебя родственники? Часто, когда рождается первый ребенок, родственники окружают со всех сторон, у всех свои советы.

- В основном первое время я была с малышом сама. В этом и был основной смысл. У меня очень ручной, тактильный сын, и первые полгода он провел в прямом смысле на мне, не слезая с рук вообще. Мнение мамы – финальное и основное. Просто не надо идти с близкими на конфликт и говорить: «Вы не правы». Надо сделать мягко, но по-своему. А бабушка все равно наденет лишнюю кофточку или лишние носочки, на то она и бабушка.

- То есть твоя позиция – спокойно это принимать и не переживать, что сделали не так, как ты хотела?

- Мы все контроль-фрики. Любого достанем до печенок – и няню, и бабушку. Чтобы было все, как нам хочется. Но у них тоже есть опыт. Они же все-таки вырастили своих детей. Моя мама вырастила двоих детей и, в общем-то, неплохо. Понятно, что мы – совершенно разные поколения. Мы относимся к поколению, у которого произошла колоссальная переоценка ценностей.

Мы, по сути, тоже экспериментируем на наших детях. Начитавшись психологических книг, ударившись во всестороннее раннее развитие деток, придя к тому, что все должно быть натуральное и свежее, и так далее. Бороться и пытаться доказать правильность своей позиции можно, но не нужно. Зачем?

- Тем более в твоей ситуации. Когда ты, в принципе, на расстоянии и не можешь проконтролировать, что там на самом деле происходит. Или ты следишь за нянями и бабушками по видеокамерам?

- У меня есть видеокамеры, но я легко отпускаю ситуацию и доверяю тем, с кем остается ребенок. Просто если этого не делать – голова здоровой не останется. Я стараюсь находиться в моменте. Если на работе – то концентрируюсь на работе и на том городе, в котором нахожусь. Если с ребенком – я максимально концентрируюсь на нем. Вот мы сейчас делаем интервью, и я полностью отключаюсь от дел, которые будут позже.

Если ты одновременно помешиваешь суп, разговариваешь по телефону, даешь указания водителю – и суп не сварится, и водитель уедет в другой конец, а по телефону ты ответишь полную чушь. И с этим придется повторно разбираться. Поэтому лучше сделать один раз, но наверняка.

- Когда ты подолгу здесь, скучает ли сын? Как происходят ваши встречи?

- Он очень скучает, но тут я благодарна 21 веку за технологии. Мы все-таки можем по нескольку раз в день общаться. Он уже знает, как пользоваться вайберами и вотсапами, звонит, кричит, сообщает что-то или требует. В этом году совпала православная и католическая Пасха. Он мне говорит: «Суббота, почему меня заставляют идти в школу?» Я ему объясняю, что там организуют праздник. «Точно? И сладости будут?». Мы постоянно общаемся по видео.

- А когда он был младше, как ты с этим справлялась?

Все же я не так много и часто отсутствовала, когда он был маленький. Слава Богу, моя профессия позволяет работать на удаленке. Общение с командой шло в основном по скайпу и другим сетям.

Когда была необходимость моего приезда в Москву - я просто прилетала на несколько дней и улетала обратно. Пару раз не проводила более суток здесь. Чтобы малыш не грустил, я старалась просто летать на очень короткий срок. Тут скорее тяжело приходилось мне из-за частых перелетов и смен часовых поясов.

- На сегодняшний день ты не видишь никаких последствий своего раннего отсутствия?

- Нет. Конечно, он расстраивается, когда я уезжаю. И радуется, когда я приезжаю. При своем графике перелетов я очень долго кормила грудью, долго спала с ним рядом. Я жила с молокоотсосом, это был мой главный товарищ и друг. Слава Богу, было много молока. Многие, когда уезжают, говорят – неделю не покормила, молоко исчезло. Я старалась за этим следить, сохраняла молоко. Однажды в Париже мне даже ставили новокаиновую блокаду, потому что начался лактостаз и поднялась температура 40. Французские врачи отказались что-либо делать, нашли русского врача, который организовал мне ванну с содой и поставил 9 уколов в грудь. Я продолжала кормить. Были моменты, когда я на встрече, а у меня два камня вместо груди и уже трясутся руки. Но все решалось.

Наши мамы вырастили нас вообще без всего, а у нас есть все, надо только уметь этим пользоваться.

- Ты мама мальчика, это особенная роль. У тебе есть материнский эгоизм? Думаешь ли ты с некой тревогой о будущих отношениях сына с девушками, с друзьями?

- Я стараюсь воспитывать мужчину уже сейчас. Он уже в два года знал, что нужно уступать место девочкам или женщинам. Знает, что мама не носит за ним его вещи. Сколько он считает нужным положить в свой маленький чемоданчик, когда мы куда-то летим, столько и катит. И какой бы дальше скандал ни был устроен в аэропорту, свой чемодан он катит сам. Мы с ним ходим по воскресеньям на фермерский рынок. У него есть своя маленькая тележка. Конечно, ему 15 минут интересно, а потом интерес пропадает. И «мама, тащи мою тележку». Но у нас совершенно четко, что эту тележку он катит до машины сам. Я сторонник – с определенного возраста – довольно строгого воспитания для мальчиков. Конечно, материнское сердце разрывается. Но надо включать разум и понимать, что в будущем ему от этого будет лучше. Количество невоспитанных, неврастеничных и избалованных мальчиков сегодня пугает.

- Скажи, а как ты организуешь ваше совместное времяпрепровождение? Ты его подключаешь к каким-то своим взрослым делам?

- Могу взять сына с собой на работу, но я не сторонник этого. У малыша должно быть детство, но мама ему постоянно рядом не нужна. Когда он играет, например, я занимаюсь своими делами. Когда к нему подходят или няня, или бабушка – начинают его дополнительно развлекать. Зачем? Если ребенок и так прекрасно себя занимает.

- Какие твои базовые требования к няне?

- Я поздно взяла няню, когда малышу было почти два года. До этого бабушка помогала.

- Она русская?

- Да, потому что дома мы говорим только на русском языке. Заумные няни, которые знают разные методики, меня не интересуют. Мне нужна женщина, которая умеет давать любовь и делает это тепло и красиво. Я не сторонник слишком раннего развития ребенка, считаю, что до определенного момента детей не надо особо ничем нагружать.

- Ты сама коснулась темы раннего развития. Сегодня это тенденция, особенно среди мам, которые занимаются только детьми. Как тебе кажется, как в Америке к этому относятся?

- Мне близко их отношение к ребенку в целом. Это не твое продолжение, не твоя какая-то почечка и не твоя собственность. Это отдельный человек, просто он маленький. У тебя везде есть возможность взять с собой ребенка, переодеть, покормить. У меня ни разу не было проблемы прийти куда-то с коляской. Ты не готовишься выйти в город, как в каменные джунгли, где тебе ребенка надо от всего защищать. Если говорить про дополнительные занятия, то они носят обучающий, но при этом развлекательный характер. Среди них много совместных с мамой, и в целом они организованы удобным образом для мам и пап. Но я бы не сказала, что они сверхпопулярны. В основном родители идут с детьми куда-нибудь в парк, на пляж, в кафе и т.д.

- Давай перейдем к бьюти. Где ты стрижешься и красишься?

- Крашусь и стригусь все-таки чаще в Америке. Если здесь, то у Александра Заводилкина. Он работает в «Берсень». Если говорить про маникюр/педикюр, то хожу рядом с офисом и бутиком A La Russe либо на Бронную в WaxGo, либо в KYNSI. Макияж мне всегда делает одна и та же девочка – Динара, из агентства The Agent. Мы с ней познакомились на какой-то съемке, мне нравится, как она работает. У нее бесконечное терпение. Она хорошо меня чувствует и понимает. Важно, чтобы совпадала энергетика.

- А косметолог?

- Мне очень нравится Анна Мнацаканова из Nazelie. У них семейный подряд, сестра организовала производство их собственной косметики в Америке. Меня Аня спасла в свое время. У меня смешанная, склонная к жирности кожа, и если меня обсыпает, то по полной. Я что только ни пробовала. Мне совершенно не подходит лазерный пилинг – только провоцирует непонятные воспаления. А после Аниных пилингов кожа даже не шелушится. Клиника называется «Альянс красоты», находится у метро Октябрьская. Aня быстрая, легкая. Не люблю лишнюю мишуру. Когда есть много свободного времени, то волшебное расслабляющее кресло, горячий воротник – все это неплохо. Но, когда ты не расслабляешься, а думаешь, как бы все это сделать побыстрее, – тебя это начинает раздражать. А Аня конкретно, по существу. Пришел, тебя умыли, почистили. Причем она делает чистку вручную – так уже никто не делает. У нее очень легкая рука, после нее нет ощущения, что тебе лицо перепахал танк.

- А спорт?

- Здесь он никак не организован. Я могу дома сделать гимнастику «5 тибетцев». Она есть в интернете, это совершенно нехитрые упражнения. По утрам люблю стоять в планке, могу сделать легкую йогу. Хожу на пилатес. В Америке йогой занимаюсь гораздо чаще, и мне очень нравится Soul Cycle, там я отдыхаю душой и телом. На занятии темно, свет как в хорошем ночном клубе, играет суперзажигательная музыка. Я люблю такую музыку, люблю танцевать. У тебя суперсвет, тренер – практически диджей перед тобой.

Но в целом я все-таки сторонник того, что женщина должна быть мягкой на ощупь. Не рыхлой, но мягкой. Мышцы должны быть в тонусе, подтянуты, ты должен быть здоровым. Но это не значит, что ты должна быть монументальной атлеткой.

- А питание? Есть ли у тебя конкретные правила?

- Если среднестатистический человек попадет ко мне домой, то он, конечно, подумает, что я очень правильно питаюсь. В холодильнике много овощей, фруктов, рыбы, нет молочных продуктов (мы пьем растительное молоко, и малыш любит козье). Хотя был период в моей жизни, когда я пила коровье молоко стаканами, просто очень хотела. Не так давно я была в Индии. У них женщины, в принципе, не занимаются йогой. Потому что йога разжигает огонь, а женщина должна быть водой. У них есть такая теория, что весь организм современной женщины из мегаполиса нужно перестроить на женский лад, потому что он совершенно мужской. Потому что у нас кипит энергия в голове, а не там, где она должна быть. Женщина у них – это луна, вода, молоко. И они начинают тебя выпаивать молоком. Интересно, что то же самое делают на Иссык-Куль, у них есть очистительная программа, где тебя выпаивают кобыльим молоком. Есть разные точки зрения. Это их культура, они с этим живут. И у них все прекрасно работает и функционирует. Но мне лично с растительным молоком живется лучше. Хотя в Индии пью коровье со специями.

Я ем что хочу и когда хочу. Если хочу круассан с кофе, ем круассан с кофе. Если мне очень хочется мяса (что редко бывает), могу целыми днями есть баранину, например. В Москве чаще, чем где бы то ни было, ем мясо и пью красное вино. Важно слушать свой организм, он постоянно меняется. Я правда верю, что мы на 90 % состоим из воды. И не знаем огромного количества влияющих на нас факторов. Я действительно верю, что в Нью-Йорке и в Москве мяса хочется больше, чем на отдыхе, потому что у этих городов такая энергетика. Для меня еда – это энергия. И мой организм очень хорошо сообщает, что ему хочется. Мы с ним договорились, что я эти сигналы слушаю и слышу. Например, долгое время я ела корки хлеба – наверное, так организму было нужно. Потом перестала. Я сидела на твороге, потом отпало. Сейчас у меня хумус. Что там – я не знаю, но мне постоянно хочется хумус. Надо слушать себя. Но это не значит, что сижу на монопродукте, в целом питаюсь сбалансированно и правильно: каши, много овощей и рыба. Обожаю твердый сыр, орехи, сухофрукты и всякие водоросли.

Из последних открытий – матча чай (такой зеленый порошок), взбитый с горячим миндальным молоком. На ура идет с утра вместо капучино.

- Ты часто летаешь. Что из бьюти-баночек всегда берешь с собой?

Вот этот трюк у меня редко работает. Я перепробовала все. Я думала: буду летать как положено – масочку нанесла, патчи наклеила, кремушком намазалась. Но в реальности я так не летаю. Максимум – наношу бальзам для губ и крем для рук и засыпаю. Самолет для меня – это единственное место, где я остаюсь одна. Это пространство, где я могу выспаться. Посмотреть фильм или почитать книжку. Мне должно быть удобно и комфортно – масочка мне как-то мешает. Если прямо с самолета необходимо ехать на мероприятие или на встречу - другое. Тогда обклеиваюсь патчами Hydro-Gel Gold, Mosmake от Натальи Власовой. Не только под глаза, а прямо на все лицо, шею и руки.

- Расскажи о своих любимых средствах? Если ты здесь что-то покупаешь, то куда идёшь?

- Я хожу в Articoli, мне очень нравится их ассортимент, консультанты. У них всегда на все есть пробники. В Америке я все заказываю через интернет.

- А какие-то у тебя есть баночки, к которым ты все время возвращаешься?

- Ну, вот Nazelie. Еще я очень люблю Leonor Greyl – и шампунь, и кондиционер, потрясающее средство для кончиков волос и спрей, который облегчает расчесывание. Мне невероятно нравится их запах. Люблю сухой спрей для объема Oribe, сухой шампунь TIGI. Для тела люблю кокосовое масло. Везу с островов, у нас покупаю самое обычное, которое для еды – без отдушек. На ночь наношу только масло, а утром после душа добавляю каплю в крем для тела Dr Nona.

Интервью и текст: Ксения Вагнер

Фотограф: Евгений Сорбо

Анастасия Романцова покорила российскую модную индустрию в 2010 году. Женственные изящные наряды в стиле дворянских семей конца XIX века пришлись по душе модной общественности, которая тут же записала бренд A LA RUSSE Anastasia Romantsova в число своих фаворитов. Образ самой Анастасии полностью соответствует стилю ее коллекций – аристократичная и изящная, женственная и мягкая.

На этот раз Анастасия Романцова стала героиней рубрики «Девушка недели» на Elle.ru и ответила на вопросы блиц-интервью:

Создательница бренда A LA RUSSE Anastasia Romantsova

Для меня стиль - это следование классическим канонам мировой моды, а не сиюминутным трендам.

Моя модная икона – Княгиня Зинаида Ивановна Юсупова.

Универсальная вещь для любого случая – костюм с жакетом таксидо, застегивающийся на спине, от A LA RUSSE.

Я не представляю свой гардероб без платья-футляра из базовой коллекции A LA RUSSE.

Никогда не надену неэлегантную, неженственную вещь, какой бы ультрамодной и трендовой она ни была.

В моей работе мне больше всего нравится то, что мы каждый сезон, 4 раза в год, создаем новую коллекцию, которую стремимся сделать совершенней, чем предыдущая.

Главный минус моей работы – те же 4 коллекции в год: это колоссальный труд всей команды.

Любимые города – Москва и Париж.

Любимое место в Москве – это Патриаршие пруды, здесь находится наш бутик и ателье.

Мечтаю когда-нибудь побывать в Исландии и Новой Зеландии.

В разные периоды жизни мне нравится разный отдых: иногда хочется покататься на лыжах – тогда я отправляюсь в горы, иногда хочется солнца – и я еду в теплые края. Новый год люблю отмечать в кругу близких людей.

В последнее время меня очень вдохновил фильм «Географ глобус пропил» с моей любимой Еленой Лядовой в одной из главных ролей и, конечно, «Великий Гэтсби» одного из моих любимых режиссеров База Лурмана.

Play-list of the moment– саундтрек к нашей летней коллекции и мини-фильму про нее.