Портман натали интервью
ELLE Вы представляете Дом Dior четыре года. Что за это время запомнилось больше всего?
НАТАЛИ ПОРТМАН Первый визит в штаб-квартиру Dior на авеню Монтень. Меня покорила элегантная простота в оформлении, фирменное сочетание серого и розового. А также съемка одной из рекламных кампаний, когда комнату буквально завалили моими любимыми пионами. Это было роскошно. Всякий раз, когда команда Dior обращается ко мне с идеей нового проекта, жду чего-то необычного.
ELLE Почему вы можете назвать себя женщиной в стиле Dior?
Н.П. Потому что мне комфортно быть собой. Я не пытаюсь притвориться кем-то или изменить себя. А Dior в первую очередь воспевает индивидуальность.
ELLE Вы так прониклись духом Dior, что, наверное, стали немного француженкой?
Н.П. К сожалению, не до конца. Парижанки выглядят естественно и хотят, чтобы их ценили за ум и внутренний мир, а не за внешность. Кроме того, они умеют любой недостаток превратить в элемент образа. Например, у одной моей подруги вся спина в родинках. Так она не скрывает это, а наоборот, носит вещи с глубоким вырезом сзади. Другая моя французская знакомая гордится огромным носом. Американка на ее месте уже давно бы сделала операцию.
ELLE Какой образ предпочитаете в повседневной жизни, когда нет съемок и официальных мероприятий?
Н.П. Мне нравится быть естественной, но при этом выглядеть лучше, чем просто Натали Портман без макияжа. Если вы понимаете, о чем я (смеется). Поэтому в моей косметичке новый тон Diorskin Star (практически не ощущается на коже), тушь Diorshow Iconic Overcurl коричневого цвета, чтобы выделить, но не акцентировать ресницы, бальзам Rouge Dior Baume и несколько оттенков помады Rouge Dior для разных случаев. Стоит накрасить губы красным, и сразу чувствуешь себя женщиной.
ELLE Опишите свою beauty-рутину.
Н.П. Я бы не назвала это «рутиной». Это вещи, которые правильно делать для здоровья и красоты. Например, я вегетарианка, не пью кофе, всегда очищаю лицо вечером и тщательно увлажняю кожу.
ELLE Что помогает прийти в себя после долгого перелета или сложных съемок?
Н.П. Много воды, крепкий сон и зеленый чай Kukicha. Его делают не из листочков, а из молодых побегов чая.
ELLE Как снимаете стресс?
Н.П. Хотела бы научиться медитировать. А пока лучший способ — это выплеснуть всю негативную энергию: заняться спортом, поплавать или прогуляться по горам. Иногда я хожу на йогу или выбираюсь с друзьями на танцы. Но вот с балетом после «Черного лебедя» завязала. А еще мне помогают акупунктура или массаж.
ELLE Какую самую странную вещь вы делали во имя красоты?
Н.П. В молодости подсушивала прыщики зубной пастой, но они от этого больше краснели. А когда мне было 20, экстремально осветлила волосы. Выглядело не очень, и я перекрасилась в ярко-розовый. Получилось еще хуже. Пришлось вернуться к каштановому. И конечно, трехкратное окрашивание за одну неделю не пошло волосам на пользу.
БЛИЦ
Опишите Dior в трех словах.
Выразительный, элегантный, парижский.
Первые beauty-продукты?
Фруктовый бальзам для губ и блестки для лица.
Лучший beauty-совет?
Не выщипывать брови самостоятельно.
Любимые блюда?
Веганский кускус и хумус.
Любимые фильмы?
Зависит от настроения. «Дни жатвы», если мне хорошо. «Выскочка», если хочется посмеяться. «Грязные танцы», чтобы поностальгировать.
Любимые книги?
«Лолита» Набокова и «Мидлмарч» Джорджа Эллиотта.
Любимый предмет мебели.
Наша огромная кровать. Помещается целая семья.
Ваш девиз?
Have fun and be good.
Идеальный ужин?
С самыми близкими подругами. Ни с кем еще не получается так от души посмеяться.
ELLE В юности у вас были beauty-иконы?
Н.П. Да, целых две. Моя мама, всегда очень естественная. И бабушка — абсолютно другая: она стильно одевалась, красилась каждый день и обожала украшения. Они воплощают два типа женственности, которые мне близки.
ELLE Расскажите о своих проектах.
Н.П. Сейчас заканчивается работа над моим режиссерским дебютом «Повесть о любви и тьме». Мы снимали в моем родном городе Иерусалиме. Было так волнительно вернуться туда. Я грезила этим фильмом семь лет и вложила в него всю душу. Также я участвую в создании двух документальных фильмов — «Мясо. Eating Animals» по книге Джонатана Сафрана Фоера (после ее прочтения я стала строгим веганом) и «Седьмой огонь». Еще я снялась в двух фильмах Терренса Малика и в картине «Джейн берет ружье» Гэвина О’Коннора. Они выйдут на экраны в 2015 году. Не так давно мне поступило предложение сняться в одном французском фильме, но пока это секрет, и я не могу делиться деталями проекта.
ELLE Кого вы считаете своими учителями в профессиональном плане?
Н.П. Мне повезло работать с невероятным количеством первоклассных режиссеров и актеров. Взять хотя бы Люка Бессона или Майка Николса, Мерил Стрип, Николь Кидман и Скарлетт Йоханссон. Я всегда слежу за тем, как они ведут себя в кадре и за кадром, как общаются, о чем говорят.
ELLE Ваше идеальное путешествие?
Н.П. Забраться куда-нибудь в глушь, в места, не испорченные цивилизацией. Например, в Руанду наблюдать за гориллами в дикой природе. Один раз я была в Кении в экоотеле Elephant Watch Camp. Там все сделано из деревьев, поваленных слонами, а воду для душа нужно брать в колодце. Было так необычно почувствовать себя частью дикой нетронутой природы.
ELLE Вы родились в Иерусалиме, живете между Лос-Анджелесом, Нью-Йорком и Парижем. Какой город назовете любимым?
Н.П. Париж. С ним связано столько приятных воспоминаний! Моя первая роль в фильме «Леон». После съемок мы с мамой ходили по музеям, особенно тогда запомнился дом Родена. По вечерам я лепила из глины копии статуй из его сада. А еще мы постоянно ели крепы (тонкие блины) и ездили в Аквабульвар по выходным. В 14 лет, когда я получила роль в фильме Вуди Аллена «Все говорят, что я люблю тебя», забралась на Эйфелеву башню и пила там глинтвейн. Шел снег. Это было настоящее приключение. А пару лет назад я была на балу пожарных, который по традиции устраивается накануне Дня взятия Бастилии. Мы с друзьями веселились как сумасшедшие.
ELLE Вы изучали психологию в Гарварде. Вам это помогает по жизни?
Н.П. Да, во-первых, во время учебы я узнала, что значит по-настоящему вкалывать. Во-вторых, я больше не боюсь высказывать свою точку зрения даже в разговоре с людьми значительно умнее меня.
ELLE О чем вы мечтали в детстве?
Н.П. Я хотела стать актрисой, и эта мечта осуществилась. Я хотела много путешествовать, и это тоже сбылось — я побывала во множестве прекрасных мест и встретила столько восхитительных людей. Так что мне повезло воплотить в жизнь большинство своих детских устремлений.
ELLE Как представляете себя через десять-пятнадцать лет?
Н.П. Надеюсь быть счастливой и здоровой и наслаждаться жизнью вместе с семьей.
портман натали интервью
Конечно, ей ни за что не дашь ее тридцать пять. Конечно, она очень красива, и беременность не искажает ее точеные черты. И, разумеется, она зримое воплощение успеха – тут и «Оскар», и реклама Dior, и знаменитый балетмейстер-муж, и прелестный пятилетний сын, и одобрительно встреченный в Канне режиссерский дебют «Повесть о любви и тьме»…
Но от упоминания обо всем этом по лицу Натали Портман пробегает не свойственная ему тень раздражения. Потому что «выглядите моложе своих лет» – это эйджистский комплимент, каждый имеет право выглядеть на свой возраст, и никто не обязан стремиться быть моложе; красота – просто выигрыш в генетическую лотерею, тут нет ее заслуги, и не стоит судить о другом по его внешности; Гарвард – «Да вы знаете, сколько унижения я из-за своей глупости там пережила, сколько мне нужно было преодолеть в себе?», а муж и сын… «Это же любовь. А любовь – не достижение и не награда».
Ну, разве что «Оскаром» она может гордиться. Но ведь только гордиться, а не хвалиться…
Мы сидим на балконе ее отеля над венецианской Лагуной – далеко от острова Лидо, где кипит кинофестиваль, в программе которого целых два фильма с ее участием. Она приехала всего на пару дней, она ждет второго ребенка и сейчас хочет как можно больше времени проводить с сыном – перед появлением его брата или сестры. Работа сейчас для Портман отступила на второй план, и она настроена философски – возможно, впервые в ее биографии наступило время, когда она может взглянуть на свою жизнь со стороны, вне суеты и актерских графиков. Тут и становится очевидно, что не зря Портман получила диплом психолога – она легко обобщает личный опыт в социально-психологическом ключе.
Натали Портман: Смешно: со мной тут обращаются как с созданием страшно хрупким. А я ведь всего лишь беременна, а не больна. У меня такое ощущение, что беременность в нашем мире утратила естественность, стала каким-то особенным явлением, требующим специального обращения, – все настолько ориентировано на консервацию уже существующего, что обновление выглядит чудесным исключением.
Вообще, я замечаю множество изменений. Раньше, еще лет десять назад, звезды боялись папарацци, потому что хотели сохранить личную жизнь в тайне, теперь стесняются их внимания, потому что хотят быть в глазах публики «нормальными» людьми, потому что превосходство в нашей прозрачной реальности стало моветоном. Да и правда, звезды ничем по большому счету не заслужили публичного внимания…
Раньше я, веган, была белой вороной, теперь это лишь часть движения за этичное обращение с природой, одна из многих. Раньше был жесткий стандарт внешности, худоба обожествлялась, а теперь, слава богу, есть модели размера XL, и мой стилист говорит: детка, пяток килограммов тебе бы не помешал…
Psychologies: И как вам этот новый мир?
Н. П.: Еще мой любимый университетский профессор говорил, что за первой волной модернизации, технологической, придет другая, глубинная. Модернизация сознания. Люди потребуют от политиков большей открытости, от звезд – прекращения купеческого разгула, от правительств – экологической сознательности. Я называю это антиэлитизмом – бунтом сознательных масс против того, чтобы ими тиранически распоряжались, даже на уровне вкусов, канонов, того, что якобы принято.
Я как-то спросила Кейт Бланшетт, как ей все удается, у нее же четверо детей. А она философски заметила: «Танцуй и научишься танцевать»
Или, как говорит моя подруга-журналист, когда после посадки в самолете пассажиры аплодируют пилоту: «А мне вот никто не аплодирует, когда я сдаю статью на 10 тысяч слов». В новых обстоятельствах профессионализм становится нормой, гордиться теперь допустимо только исключительными поступками, проявлениями едва ли не героизма. А я вот, между прочим, в этом новом мире прекратила быть чистым веганом, у меня теперь другие приоритеты, мне кажется, более высокие: мне нужно быть здоровой и сильной, я ведь мать. Это главное.
А вам понравилось быть матерью?
Н. П.: Если честно, то все неоднозначно. Вряд ли «понравилось» тут правильное слово. Перед рождением Алефа я очень волновалась – не могла представить себе, как я совмещу работу с ребенком, с которым так хотела быть рядом всегда-всегда… И как-то спросила Кейт Бланшетт – она моя старшая подруга, я ее очень люблю, – как ей удается, у нее же четверо детей. А она философски заметила: «Танцуй и научишься танцевать». И я прекратила волноваться.
А когда родился Алеф, да, все выстроилось само собой – он стал приоритетом, я даже отказалась от идеи круглосуточной няни – никто не должен стоять между мной и им… Материнство для меня уникальное совмещение крайностей – детского питания и памперсов с полным самоотречением, тревог, даже ужаса с восторгом. Становишься уязвимее и чувствительнее – ведь тебе теперь есть кого защищать. И сильнее, решительнее – потому что теперь тебе есть кого защищать.
В Париже, если ты бегаешь со своим ребенком по детской площадке, на тебя косятся – не принято
Забавно, но теперь я смотрю на человека и думаю, что ведь кто-то его мама, и ей будет больно, если с ее ребенком будут обращаться резко. И смягчаюсь даже в самых жестких ситуациях. Но и взгляд на вещи несколько искажается. Вот после двух лет во Франции – у мужа там был контракт на руководство балетом Opera de Paris – мы вернулись в Лос-Анджелес. И знаете, в сравнении с Парижем… Моему ребенку кто-то улыбается в кафе, и я в восторге – какой прекрасный человек, доброжелательный, открытый!
А возможно, ничего подобного. Просто в Америке это нормально – улыбнуться малышу, создать для него атмосферу тепла и приятия. В Париже, если ты бегаешь со своим ребенком по детской площадке, на тебя косятся – не принято… А в Лос-Анджелесе все стараются не вторгаться в твое личное пространство, никто не стремится тебя учить своему хорошему тону. Я этот перепад – от Парижа к Лос-Анджелесу – почувствовала именно благодаря тому, что у меня есть сын.
Мне казалось, вы настолько дисциплинированны и так часто оказывались в новой для себя среде, что должны с легкостью принимать любые нормы… В конце концов, в 12 лет вы снимались в «Леоне» в чужой стране, потом, став уже признанной актрисой, оказались в роли студентки, да еще на отделении психологии, таком далеком от киноиндустрии…
Н. П.: Но новые нормы и грубость ведь отличаются друг от друга?
Грубость?
Н. П.: Ну да, в Париже, если ты не подчиняешься тамошним поведенческим нормам, с тобой могут быть вполне резки. Там есть… своего рода одержимость этикетом. Даже простой поход в магазин может быть связан с напряжением – из-за тамошнего «протокола», которому ты обязан следовать. Один мой парижский друг все учил меня «магазинному этикету»: ты ищешь, например, вещь своего размера. Но сначала ты обязательно должна сказать продавцу: «Bonjour!» Потом ты должна подождать 2 секунды и задать свой вопрос.
Мой бывший прозвал меня «Москвой», говорил: ты иногда так печально смотришь в окно… Это же просто «Три сестры» – «В Москву! В Москву!»
Если ты зашла, взглянула на вешалки и спросила: «А 36-й у вас есть?», ты была груба, и с тобой могут быть грубы в ответ. Там не думают о том, чтобы человеку рядом с тобой было комфортнее. Там думают о протоколе. Возможно, таким образом они пытаются сохранить свою культуру. Но мне это было тяжело. Понимаете, я во Франции почувствовала, как на самом деле устала от правил. Я всегда была слишком дисциплинированной. Теперь руководствуюсь больше чувством. Мне хочется, чтобы окружающим рядом со мной было удобно, чтобы никто не испытывал напряжения, и веду себя соответственно.
Психологическое образование как-то влияет на ваше поведение? Как думаете, вы больше других понимаете людей?
Н. П.: О, да вы относитесь к психологам как к гуру. А зря. Мне кажется, я-то как раз настоящий психолог – каждый человек для меня не уже написанная и изданная определенным тиражом книга, которую нужно лишь открыть и прочитать, а уникальное создание, загадка, которую нужно понять.
Вы специалист по детской психологии, в отношениях с сыном это помогает?
Н. П.: Мы все равны, когда узнаем своих детей. И все беспомощны перед чудом – знакомства с этим человеком, твоим ребенком. Знаете, я почти уверена, что буду хорошей бабушкой. Вот тогда-то – с опытом материнства и знанием психологии – я разгуляюсь. А сейчас между нами недостаточно дистанции – я слишком принадлежу Алефу.
Но режиссер-то должен быть немного психологом. В работе над «Повестью о любви и тьме» диплом точно не был лишним. Тем более ваша героиня в нем страдает расстройством личности… Кстати, режиссер-дебютант, который решается еще и исполнить в собственном фильме главную роль, – смелый человек.
Н. П.: В моем случае вовсе нет, не смелость и даже не особенный труд. И психология тут, честно говоря, не очень к месту. Дело в том, что я снимала фильм в Израиле и об Израиле. На иврите. О любви, нерасторжимой привязанности между сыном и его матерью на фоне становления государства Израиль. Это фильм о взрослении страны и человека. И основан он на пронзительной автобиографической повести великого, без преувеличения великого Амоса Оза.
Там все из воздуха Израиля. А Израиль – моя страна. Я там родилась, оттуда моя семья, дома у родителей мы иногда говорим на иврите, и еврейское наследие в нашей семье очень сильно… «Повесть о любви и тьме» – мой фильм в полной мере, никто не мог бы сыграть эту роль в нем, кроме меня. Это просто бы для меня лишило фильм смысла, того личного смысла, который я вкладывала в него. Потому что он для меня – способ выразить мою любовь к стране и обозначить мою идентичность.
Знаете, все мои американские друзья в юности так или иначе задавались этим вопросом – кто я? какой я? А для меня подобного вопроса никогда не было: я еврейка, иудейка и израильтянка. Когда говоришь: «Я из Израиля», – люди склонны начинать этак примерно 10-часовой разговор о текущей политике. Но для меня тут нет политики, я просто из Израиля, из страны, которая, да, оказалась на передовой цивилизационных процессов, но я просто из Израиля. И принадлежу Израилю не меньше, чем Америке.
Что конкретно для вас значит – принадлежать Израилю?
Н. П.: Это… Когда я впервые столкнулась с буддизмом, я была несколько смущена. Буддизм – о том, чтобы ценить то, что имеешь, и то место, где ты сейчас. А я была будто вся из иудаизма, который… Который как-то неразрывно соединен с тоской по тому, чего у тебя нет. По родине, из которой евреи изгнаны. И само это наше прощание «В будущем году в Иерусалиме» – странно, как будто евреям Иерусалим все еще не принадлежит.
Сам язык говорит за нас: Израиль встроен в нашу религию как то, чего у нас нет. Но он у нас уже есть, родина вновь обретена. А тоска все равно тут как тут… И во мне это есть – меланхолия. Иногда проступает. Хотя… у меня есть и восточноевропейские корни, и многое в нашей семейной культуре, да и в моем характере – оттуда. Возможно, из России, откуда родом моя прабабка.
Что, например?
Н. П.: Да вот та же меланхолия. Один мой бойфренд считал, что она не иудейская, а совершено русская. Он даже прозвал меня «Москвой». И говорил: ты не замечаешь, но то, как ты иногда застываешь и так печально смотришь в окно… Это же просто «Три сестры» – «В Москву! В Москву!» Он иногда даже просил меня перестать «москвить». Славянский романтический сплин – вот как называет это состояние Оз. Но нам свойственно и ожидание чуда.
А вам, кажется, ждать уже и нечего – ваша жизнь и так выглядит чудесной.
Н. П.: Это точно, мне очень везет: у меня и так полно чудес. Однако если вы думаете, что они связаны с карьерой или с известностью, вы неправы. Я познакомилась с удивительным человеком – Амосом Озом. Чудо. Мне удается много времени проводить дома. Мы даже установили свои ритуалы – по четвергам к нашему дому приезжает машина за мусором, и я всегда в четверг дома. Чудо. По выходным мы встречаемся с друзьями и их детьми. Почти каждые выходные. Чудо. Перед приездом сюда мы с Алефом гуляли в парке, и он впервые увидел кролика. А я увидела его глаза при этом. Это точно было чудо. В отличие от кролика, который рванул от Алефа со скоростью летающей тарелки, мои чудеса… ручные.
На своей орбите
Во время двухлетнего пребывания во Франции, где работал муж Портман, балетмейстер Бенджамен Мильпье, Натали снялась в главной роли во французском фильме «Планетарий». История запутанных отношений кинопродюсера и двух американских спириток-сестер в Париже конца 30-х освещена ностальгическим светом «довоенности»: герои живут, не зная, что вот сейчас то самое время, о котором потом будут вспоминать как о прекрасном «до войны». Это острое чувство ностальгии Портман и удалось сыграть.
«Планетарий» Ребекки Злотовски в прокате с 1 декабря.
Голливудская кинозвезда, главная претендентка на «Оскара» за лучшую женскую роль, дала откровенное интервью кинообозревателю «КП» перед российской премьерой психологического триллера «Черный лебедь». Если слишком не приглядываться и не придираться, Натали Портман в «Черном лебеде» просто не отличишь от балерины. - Догадываюсь, что роль потребовала огромных физических сил. - Не то слово! Еще ни одна картина не давалась мне так тяжело, не стоила такого труда! Пришлось встать к станку - Тренироваться я начала за год до съемок и активно продолжала заниматься, когда они начались. Это был настоящий экстрим: я снималась по 15 - 16 часов в день, а до и после съемок работала у станка. Были такие дни, когда мне казалось, что утром я уже не встану, что я умру. Помогало то, что времени на раздумья у меня не было. Это как в экстремальной ситуации, когда нужно выжить любой ценой, - думать ни о чем нельзя, нужно идти вперед. Съемки «Черного лебедя» были именно такой ситуацией. Бюджет был совсем небольшой, поэтому снимали очень быстро, по нескольку сцен в день. Смены были очень длинными. Рабочая неделя начиналась в понедельник в 6 утра, но поскольку день ото дня заканчивали мы все позднее, то к пятнице переходили на вечерний режим: снимали с 8 вечера и до утра. И так несколько недель подряд. Представьте себе: суббота, 4 утра. Я на пуантах. Все, о чем я могу думать, - это как бы не сломать ногу. К счастью, у меня был прекрасный тренер, благодаря которому за время съемок я ни разу не потянула себе связки. Честно скажу, я очень переживала на премьере картины в Венеции, тяжело было вернуться даже к воспоминаниям обо всех трудностях. Повторять этот опыт я не хочу! - Насколько я знаю, вы занимались балетом в детстве. - Я бросила балет, когда мне было 13. Нет, какая-то база у меня осталась. Но что такое перерыв в 15 лет? Я возобновила занятия, когда мне было 28, в возрасте, в котором балерины уже на пенсию собираются. - А почему в детстве перестали танцевать? - Начала работать в кино, вот и перестала. Трудно было поддерживать ритм занятий, выкраивать по 2 - 3 часа в день. Да и вообще я максималистка - по мне, либо все, либо ничего. Я бы не смогла просто так заниматься балетом, обязательно стремилась бы выбиться в лучшие! - Нина - русское имя. Вас вдохновляли на подвиги русские балерины? - Точно могу сказать, что я изучала пластику Наталии Макаровой - никто лучше нее не делает «лебединые крылья». Все работавшие со мной эксперты сходились на том, что она - «золотой стандарт». К сожалению, то, что делает Макарова, очень трудно воспроизвести. Раньше я и не догадывалась, что руки в балете - это самое сложное. - Что вы сделали сразу после того, как ваши муки закончились? - Пошла на свадьбу подруги. Это было первое мероприятие, что я посетила после года затворничества. А потом просто сидела дома, пытаясь вернуться к нормальной жизни. Спать, есть, общаться с близкими людьми - короче, делать все то, чего я была лишена в течение целого года. О своих балетных мучениях я постаралась забыть.
Роль балерины в «Черном лебеде» далась актрисе нелегко.
Не понимала, во что ввязалась - Что же заставило вас согласиться на подобную каторгу? - Все, чего я боялась, и заставило меня согласиться... Это же прекрасная возможность бросить вызов самой себе - и физически, и эмоционально! Не говоря уж о возможности поработать с таким режиссером и партнерами. С Дарреном Аронофски у меня установилась настоящая телепатия, у меня никогда еще с режиссером ничего подобного не было. Мы словно вместе существовали в особой зоне. Даррен даже в 5 утра мог ответить на любой вопрос, никогда не терял фокуса. К тому же он добрый, я ему доверяла. И была готова выполнить любую его просьбу. Он не навязывал мне своего понимания того, что происходит в картине, где многое разворачивается как бы в двух пластах - в реальности и в болезненном воображении моей героини. «Играй свою версию», - говорил мне Даррен, каждый раз заставляя меня делать свой выбор, - в обсуждении мы бывало и не сходились. Еще он изолировал меня от остальных актеров. Впрочем, к одиночеству располагал и мой стиль жизни во время работы. В течение года я не занималась ничем, кроме подготовки к этой роли. Так что сыграть одиночество Нины было нетрудно. - Как и она, вы завтракали половинкой грейпфрута? - Да, диета тоже была экстремальной. - А в жизни вы не экстремалка? Боитесь чего-нибудь, кроме балета? - Ой, я много чего боюсь. Нет, я не против экстремальных опытов, но только если они не угрожают моей жизни. Скажем, нырять с аквалангом я еще могу, но ныряние без аппаратуры - уже не мое. В общем, я порядочная трусиха. Но в профессиональном смысле охотно иду на опасные вещи, поскольку они меня стимулируют. Хотя в случае с «Черным лебедем», думаю, я не вполне понимала, во что ввязываюсь. Я ведь и знать не знала, сколько потребуется усилий! Но это удивительный опыт. Знаю, что это банальность, но она верна: чем больше вкладываешь, тем лучше получается. - Вас интересуют характеры сильных женщин? - Мне по душе разнообразие. Нравится делать то, чего раньше не делала. Ну и, конечно, возможность исследовать в ролях то, что мне самой недоступно... Диплом Гарварда не мешает - У вас диплом Гарварда, что с актрисами бывает нечасто. Образование помогает в работе? - Очень! Обучение в университете показало мне, насколько много и серьезно я могу работать. Когда я получала список обязательного чтения на выходные, у меня все опускалось. Тысячу страниц невозможно осилить за 4 дня! А потом оказывалось, что возможно, что ты в состоянии проделать этот объем работы и почерпнуть из прочитанного то, что в состоянии переварить. Сам опыт того, что можно собраться и сделать рывок, пригодился мне в работе над этой картиной. Вдобавок изучение психологии оказывается нелишним, когда приходится разбираться в наваждениях моей героини. Между прочим, балетным танцовщикам свойственна религиозная психология: все танцоры труппы New York City Ballet как один обожествляют Баланчина. Я вижу поистине религиозную ритуальность и в том, как они готовятся к выступлению: перед каждым спектаклем надевают новые туфли, разбивают их и т. д. Боль, которую испытывают танцоры, тоже имеет религиозную подоплеку. - Только в мастурбации, которой увлеченно занимается Нина, ее нет. - Так она пытается освободиться от мира, в котором ей приходится заниматься удовлетворением чужих потребностей - настолько, что о своих потребностях она просто забыла. Нина должна вспомнить о том, как доставлять себе самой удовольствие, чтобы таким образом разбудить в себе художника. Вместо того чтобы искать свое отражение в глазах других, она начинает видеть мир собственными глазами благодаря удовольствию, которое для себя открывает. В общем, эта сцена играет важную роль в развитии психологии моей героини. Но, конечно, есть в ней и некая непристойность. - Если бы Нина пришла к вам на прием как к дипломированному психиатру, какой диагноз вы бы ей поставили? - Разумеется, у нее маниакально-депрессивный синдром. Анорексия и булимия. Нарциссические нарушения и раздвоение личности. В общем, Нина очень больна. Ей нужны годы терапии. - Если ваша дочь решит стать балериной, вы разрешите? - Наверное, нет... Но настаивать не буду. В танцорах есть что-то чарующее. Их работа не приносит легких дивидендов или больших денег, большинство из них никогда не становятся звездами. Это чистое искусство, которое делается только из любви. - А вас влечет чистая любовь к кино? - Да, я очень люблю свою профессию, но счастлива и тому, что моя работа приносит мне «легкие дивиденды». Так я называю поверхностные признаки успеха. Делать то, что тебе нравится, и получать за это деньги, - что может быть лучше? Хотя не могу сказать, что ставлю во главу угла призы. Работа иногда сама себя вознаграждает. Я говорю об удовлетворении, которое чувствуешь по ее выполнении. Хотя, разумеется, награды и номинации мне, как и всем, очень льстят. P. S. Через несколько месяцев после интервью стало известно, что «Черный лебедь» принес Натали Портман не только одну из лучших ролей в ее карьере и номинации на престижные премии. Было объявлено, что Портман беременна первым ребенком от 33-летнего французского хореографа Бенджамина Мильпьеда, с которым она познакомилась на съемках «Черного лебедя» и теперь счастливо помолвлена. Бенджамин играл в фильме роль одного из солистов балета.
Натали Портман: «Что может быть лучше, чем делать любимую работу и получать за это деньги?!»
ЛИЧНОЕ ДЕЛО Натали ПОРТМАН родилась 9 июня 1981 года в Иерусалиме. Отец - врач, мать - художница. В 3 года родители перевезли ее в США. В 11-летнем возрасте Натали предложили работу в модельном агентстве, а через полгода она уже снималась в «Леоне» у Люка Бессона. Окончила школу с отличием, поступила в Гарвард и, будучи прилежной студенткой, снималась только во время каникул в фильмах ведущих американских режиссеров - Вуди Аллена, Майкла Манна, Тима Бертона. Стала мировой звездой, сыграв королеву Амидалу в саге Джорджа Лукаса.
