Н винер

н винер
Истории

От редакции

09.12.2020

Имя Норберта Винера обычно называют, когда говорят о кибернетике: он ее придумал. Но у этого американского ученого много заслуг: он математик, философ и физик, автор теории искусственного интеллекта. Помимо достижений в науке, сам Винер был личностью весьма занимательной: в детстве он прославился как вундеркинд, а к старости превратился в типичного рассеянного профессора и стал героем анекдотов.

Ученый Норберт Винер прожил всего 69 лет. За свою жизнь он написал несколько выдающихся и одну великую книгу — «Кибернетику», а еще придумал больше десяти компьютерных терминов, которые используются до сих пор — включая «компьютерную память» и «фидбэк», прочитал тысячи лекций и опубликовал множество трудов по физике, теоретической и прикладной математике, философии.

Его называли гением, светочем эрудированности, который сумел добиться многого с помощью диалектики — перехода количества информации в качество. Имеет ли Норберт Винер отношение к России? Да, ведь его отец эмигрировал в США из Российской империи.

Самый обычный вундеркинд

В конце XIX века поток эмигрантов из Европы в Новый Свет рос: в Америку с надеждой на лучшую жизнь ехали бедные итальянские крестьяне и разорившиеся ирландцы, украинцы, чья страна была разделена между несколькими империями, бежали от гонений евреи.

Из южных областей Российской империи в США шел особенно мощный поток. Им в 1890-е годы и принесло уроженца Белостока Лео Винера, потомка Моисея Маймонида — известного средневекового философа из Кордовы, лейб-медика египетского султана Саладина. Лео был личностью весьма разносторонней. Он изучал медицину в Варшаве и инженерное дело в Берлине, а в США стал университетским преподавателем филологии. Лео Винера, талантливого и энергичного, интересовало почти все в мире: позднее его сын скажет, что отцу надлежало стать математиком. Он был убежденным последователем Льва Толстого и одним из первых его переводчиков на английский язык. Брак с Бертой Кан, чьи предки были выходцами из Германии, стал для них счастливым и многодетным.

Их сын Норберт родился 26 ноября 1894 года в городе Колумбия, штат Миссури. Лео Винер к тому моменту был профессором в Миссурийском университете. Позже семья Винер перебралась в Кембридж, штат Массачусетс; отец семейства получил позицию преподавателя славянских языков и литературы в Гарвардском университете.

Своеобразие и яркость личности Винера-старшего проявились в воспитании собственного сына, которого он готовил к научной карьере. Мальчик рано начал читать, среди подарков на день рождения получал тома «Естественной истории» Вуда. В четыре Норберт прочел «Алису в Стране чудес», «Алису в Зазеркалье» и «Сказки 1001 ночи», в семь лет знал наизусть Дарвина и Данте. Винер-младший никогда по-настоящему не учился в средней школе, он занимался по программе отца. Зато в 11 лет, окончив школу, поступил в престижный Тафт-колледж, который окончил с отличием в 14 со степенью бакалавра искусств.

В 15 одаренный юноша продолжает образование в Гарвардском и Корнельском университетах и получает научную степень по специальности «математическая логика». Больше всего его влечет математика, но ею он себя не ограничивает: учит языки (Винер будет говорить на пяти, включая китайский), много читает, занимается, думает.

«Преимущество математики заключается в том, что это научная область, где ошибки можно исправить. В отличие от шахмат, в математике имеют значение самые лучшие моменты, переживаемые человеком».

Норберт Винер, «Бывший вундеркинд»

Он довольно одинок и чурается соучеников, которых всегда младше. Его неловкость усиливают сильная близорукость и врожденная неуклюжесть.

Близорукость ужасно мешала Винеру: очки были огромными, сковывали движения. Одноклассники над ним смеялись, учителя раздражались. Ссоры с родителями, вечные насмешки соучеников и неприязнь учителей в конце концов привели к тому, что у него появилось множество, как он пишет сам, «неврозов и душевных недугов». Огромные очки на большой голове, а она — на маленьких плечах… Сверстники звали его яйцеголовым.

В 19 лет Норберт Винер выпускается из университета — перед ним целый мир, но что с ним делать, он не имеет представления. У него репутация неуравновешенного, вспыльчивого и странного вундеркинда. Кажется, он несчастен.

«Требования, предъявляемые нашим обществом к мужчине и женщине, очень различны. Мужчине может быть позволено не соблюдать приличия и отступать от этикета, если он личность и гений. Но предполагается, что женщина должна быть хранительницей добродетелей и ценностей. Мужчина может позволить себе иметь необузданный нрав, не вызывая при этом нареканий, женщина же должна быть мягкой и учтивой. Когда родился я, к проблеме крутого нрава моего отца добавилась проблема воспитания ребенка с очень похожими качествами характера, с тем же необузданным нравом. Не знаю, как матери удалось вынести это».

Норберт Винер, «Бывший вундеркинд»

Профессор путешествует, женится и занимается наукой

В любой непонятной ситуации путешествуйте — и Винер пускается в путь, чтобы посмотреть мир. Он едет в Кембридж в Великобритании и слушает лекции знаменитого Бертрана Рассела, учителя философов, в Геттингене ему удается встретиться с Давидом Гильбертом, светилом математики, но это 1914-й, год потрясений, когда в Европе становится опасно — с началом мировой войны он возвращается в Америку.

У Норберта депрессии. В 1915 году он пытается попасть на фронт, но — проклятая близорукость! — его признают невоеннообязанным. Наступают тягостные годы: Винер преподает, пишет статьи, работает помощником инженера, но неудача следует за неудачей: зрение везде его подводит, и он теряет работу. Все время он продолжает заниматься наукой и в 25 лет получает позицию преподавателя математики в Массачусетском технологическом институте. Тут он проработает всю жизнь и позднее в книге «Я — математик» напишет, что обязан МТИ возможностью заниматься всем, что его интересует.

Интересует молодого ученого Норберта Винера многое: он занимается механикой, векторными пространствами (сегодня мы знаем их как пространства Банаха — Винера), теорией потенциала, математическим анализом, дифференциальной геометрией.

В 1926 году тридцатидвухлетний ученый женится на Маргарет Энгеманн — пара отправляется в свадебное путешествие по Европе. В Европе Винер познакомится со многими европейскими математиками.

За плечами Винера уже 25 лет умственного труда, и он знает, о чем говорит: «Мыслительная деятельность изнашивает»

Физический отдых становится для профессора обязательным: он с удовольствием гуляет, плавает, играет и даже общается с не-математиками!

И все-таки потребность в постоянном образовании у Норберта не исчезала, сам он писал об этом так: «Когда я переставал учиться хотя бы на минуту, мне казалось, что я перестаю дышать. Это было как инстинкт».

У Норберта и Маргариты (так несовременно он ее зовет на немецкий манер) родились две дочери. Жена стала верным другом и помощником во всех повседневных делах для своего вспыльчивого, неуравновешенного и рассеянного супруга. Они почти не расставались: если профессору приходилось путешествовать, семья отправлялась с ним.

1930-е — весьма плодотворные для Винера годы. Он занимался теорией вероятностей и статистикой, рядами и интегралами Фурье, теорией потенциала и теорией чисел, анализом, астрофизикой; уравнение Винера — Хопфа в эти годы появилось в теории радиационного равновесия звезд. Он ездил в Европу: познакомился с физиком Нильсом Бором и геометром Жаком Адамаром; прочитал курс лекций в пекинском университете Цинхуа.

Перед Второй мировой войной Винер был профессором Гарвардского, Корнельского, Колумбийского, Брауновского, Геттингенского университетов, возглавил кафедру в Массачусетском институте. На фронт Второй мировой профессора не взяли из-за зрения; его работа в это время была связана с расчетами выстрелов орудий ПВО. Норберт Винер был избран вице-президентом Американского математического общества.

Кибернетика для всех, даром, и никто не уйдет обиженным

Именно эрудиция Винера и многолетние занятия наукой сделали возможным огромный прорыв — появление науки об управлении и связи в машинах и живых организмах. Это и была кибернетика.

Во время войны Винер работал над проблемой автоматического управления зенитной артиллерией и понял, как важна автоматическая самообучающаяся («думающая», называл он ее) машина. Нужен был ученый с опытом систематизации и знаниями в разных областях, чтобы сопоставить область автоматического регулирования и нервную систему человека. В 1943-м Винер написал статью, а с 1946 года стал писать книгу об автоматическом управлении. Он долго думал над названием: и вспомнил (это же вундеркинд Винер, яйцеголовый!) греческое слово, которое значило «рулить кораблем», — по-английски это «кибернетика». Так и прижилось.

Книга увидела свет в 1948 году. Она называлась «Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине». Это был синтез многих научных идей, в том числе физиологии и медицины. Был применен общий анализ действий живых организмов и вычислительных машин. С помощью теории управления были описаны принципы функционирования обществ. Соединив теорию передачи информации и статфизику, Винер отрыл связь информации и отрицательной энтропии в работающей системе.

С выходом в свет «Кибернетики» Норберт Винер мгновенно прославился. Книгу перевели на многие языки. На русском языке она вышла только в 1958 году. В советских газетах в то время писали примерно такое: «Попытка буржуазных ученых отождествить человека и машину ничего, кроме возмущения, не может вызвать в сердцах советских людей»

Но кибернетике принадлежало будущее: она появлялась в учебных планах вузов, ее начали преподавать, появлялись факультеты и кафедры кибернетики. Как с ней ни боролись, она победила: всем были нужны роботы.

«Творец и робот» — под таким названием вышла в СССР книга Винера «Бог и голем»

В 1964 году Норберта Винера наградили высшей для ученых наградой — Национальной научной медалью. Президент Линдон Джонсон сказал очень прочувствованные слова об идеале ученого — теоретика и прикладника, с завораживающе оригинальными идеями. Однако Норберт Винер при этом громко сморкался и не услышал, что сказал президент в его адрес. И это тоже типичный Винер.

Ах какой рассеянный

О Винере сохранилось множество историй, больше похожих на анекдоты. Говорят, что, когда семья профессора переехала на новую квартиру, жена положила ему в бумажник листок с новым адресом, чтобы забывчивый муж смог найти дорогу домой. Однако на работе Винеру пришла в голову замечательная идея, он полез в бумажник, достал листок (тот самый, с адресом), написал несколько формул, понял, что идея неверна, и с досадой выбросил листок в мусорную корзину. Вечером он поехал по прежнему адресу. Дом был заколочен, и профессор в растерянности вышел на улицу…

Внезапно его осенило, он подошел к стоявшей неподалеку девочке и сказал: «Извините, возможно, вы помните меня. Я профессор Винер, и моя семья недавно переехала отсюда. Вы не могли бы мне сказать, куда именно?» Девочка выслушала его очень внимательно и ответила: «Да, папа, мама так и думала, что ты это забудешь…»

«Его кабинет находился в нескольких шагах по коридору от моего, и он часто заходил ко мне, чтобы поговорить. Когда мой кабинет несколько лет спустя перенесли в другое место, он зашел, чтобы представиться. Меня он не запомнил, только кабинет».

Филлис Л. Блок

«Однажды он отправился на конференцию, а свою машину оставил на большой стоянке. Когда конференция закончилась, он вышел на улицу, но забыл, где припарковался. Он даже забыл, как выглядела его машина. Поэтому он решил подождать, пока все не разъедутся, после чего забрал оставшийся автомобиль».

Говард Ив

Винеру приписывают такие фразы: «Профессор — это человек, который может говорить на любую тему примерно минут пятьдесят» и «Лучшей материальной моделью кошки является другая кошка, а желательно та же самая». «Сумасшедший профессор» — так звали Винера студенты.

Но суждения людей преходящи, а вечности остались искусственный интеллект, компьютерное зрение, робототехника, нейросети — и Норберт Винер, который изобрел кибернетику (вспоминайте его каждый раз, когда вы слышите приставку «кибер»: это все он!), изменил представления о роли информации и связал ее с философскими и физиологическими концепциями.

Нашли опечатку? Помогите исправить её! Выделите ее и нажмите CTRL ENTER orphus

Мы в соцсетях:

© «24smi.org», 2010 - 2022. Использование материалов, авторские права на которые принадлежат 24smi.org, возможно только с прямой активной ссылкой на первоисточник. Редакция не несет ответственности за достоверность информации, содержащейся в рекламных объявлениях. Категория интернет-ресурса 18

Когда мы встретились, я шел в студенческий клуб или из него? Спрашиваю, потому что во втором случае я уже пообедал.

Американский математик Норберт Винер был во всех отношениях своеобразным человеком. Закончив среднюю школу в 11 лет, он поступил в Колледж Тафтса и всего через три года стал бакалавром математики. Еще до наступления совершеннолетия Гарвард удостоил Винера докторской степени за его диссертацию по математической логике. Вот какую характеристику ему дает Сильвия Назар:

Американский Джон фон Нейман, выдающийся эрудит, который сделал потрясающий вклад в чистую математику, а затем начал вторую и столь же поразительную карьеру в прикладной математике.

Винер был тем самым человеком, который ввел современное значение слова «feedback» («обратная связь»), изобретая кибернетику, а кибернетика, в свою очередь, дала жизнь таким революционным понятиям как искусственный интеллект, компьютерное зрение, робототехника, нейрология (в ключе нейросетей) и многим другим.

Но, несмотря на колоссальные достижения на научном поприще, Винер гораздо сильнее запомнился современникам своими необычными личностными качествами. Согласно его биографии, этот великий человек провел 30 лет «блуждая по коридорам MIT утиной походкой». Без сомнения, он был одним из самых рассеянных ученых-математиков в мире.

Его кабинет находился в нескольких шагах по коридору от моего и он часто заходил ко мне, чтобы поговорить. Когда мой кабинет несколько лет спустя перенесли в другое место, он зашел, чтобы представиться. Он не понимал, что я был тем самым человеком, которого он так часто навещал; Я был в новом кабинете, поэтому он думал, что я был кем-то другим.
— Филлис Л. Блок

Однажды он отправился на конференцию, а свою машину оставил на большой стоянке. Когда конференция закончилась, он вышел на улицу, но забыл, где припарковался. Он даже забыл, как выглядела его машина. Поэтому он решил подождать, пока все не разъедутся, после чего забрал оставшийся автомобиль.
— Говард Ив

Примечание. Перевод статьи содержит малозначительные сокращения, которые были произведены с целью сделать материал более интересным и удобным для восприятия. В частности, убраны повторы некоторых фактов и сугубо научные фрагменты. С полным статьи текстом на английском языке вы можете ознакомиться по ссылке на оригинал.

Ранние годы (1894-1909)

Норберт Винер в возрасте семи лет, 1901 год

Норберт Винер родился в 1894 году в штате Миссури, в еврейской семье. Его отец, Лео Винер, к моменту рождения сына уже был достаточно известным ученым историком-языковедом. В 1880 году он закончил университет в Варшаве, а затем берлинский Университет Фридриха Вильгельма. Будучи полиглотом, отец Норберта свободно владел несколькими языками. Как пишет в своей автобиографии «Ex Prodigy» сам Норберт, мультилингвизм во времена детства его отца был едва ли не традицией:

Немецкий был языком семьи, а русский — языком государства. [...] Он выучил французский язык как язык культурного общества; а в Восточной Европе, особенно в Польше, все еще оставались те, кто в лучших традициях ренессанса предпочитал для культурного общения итальянский.

Однако его отец возвел эту традицию в абсолют. К десяти годам Лео уже без проблем мог изъясняться на дюжине языков. В течение своей жизни он освоил порядка 34 языков, включая гэльский, различные индейские диалекты и даже язык африканской группы народов Банту.

Лео и Берта Винеры

Со своей женой и матерью Норберта Лео познакомился, работая учителем в Канзас Сити. В 1883 он сделал ей предложение. Как вспоминают жители городка, в котором поселилась пара, Берта была «невысокой, миловидной женщиной, […] практичной, общительной и хозяйственной». Они поженились в 1893 году, всего за год до рождения Норберта. Имя сыну было дано в честь главного героя драматической поэмы Роберта Браунинга «На балконе».

Одаренный мальчик

Когда ему было всего 18 месяцев, девочка, подрабатывающая у нас няней, развлекалась тем, что рисовала буквы на прибрежном песке. Она обратила внимание, что Норберт внимательно наблюдает за ее действиями и в шутку решила научить его алфавиту. Пару дней спустя она с величайшим удивлением сообщила мне, что Норберт освоил алфавит в совершенстве.

Девятилетний Норберт Винер

Мать Норберта с самого раннего возраста читала ему книги. А к трем годам Норберт уже сам мог читать для нее вслух. Лео, к тому моменту ставший профессором в Гарварде, начал понемногу обучать его предметам из своей области. Юный Норберт очень любил научные книги и в качестве подарка на третий день рождения получил копию «Естественной истории» Вуда, которую буквально проглотил всего за несколько дней.
Обучение под руководством отца началось еще в дошкольном возрасте. Как вспоминал потом Норберт, его уроки состояли преимущественно из неформальных лекций по профилю отца (то есть языки и литература), включая греческих и римских классиков, любимых немецких поэтов Лео и трудов философов, таких как Дарвин и Хаксли. На минуточку, Норберту еще не было даже шести лет от роду!
Несмотря на то, что его сын был чрезвычайно одарен, Лео был требовательным учителем и сразу же задал высокую планку. Когда Норберт ошибался, отец тут же становился «невероятно критичен и суров». Вот что он пишет в своей автобиографии:

Алгебра всегда давалась мне легко, хотя методы, избранные отцом для преподавания, едва ли способствовали моему душевному покою. Каждую ошибку следовало исправлять незамедлительно. Разговор с ним мог начаться в спокойном и доброжелательном тоне — но ровно до того момента, как я впервые ошибался. Тут же из нежного и любящего отца он превращался в кровного врага.

Несмотря на совсем юный возраст и физическую незрелость, к семи годам отец отдал Норберта на обучение в прогрессивную школу Пибоди (Кембридж, Массачусетс). Без оглядки на возраст он поступил сразу в третий класс, а вскоре был переведен в четвертый, но возникли кое-какие проблемы. Его навыки чтения были безупречны, но, как ни парадоксально, интерес к математике стал угасать. Понимая, что это — следствие того, что Норберту скучно зубрить упражнения, Лео незамедлительно забрал его из школы и в течение еще трех лет продолжал свой «радикальный эксперимент по домашнему обучению».

Самый выдающийся мальчик в мире (1906)

Обложка New York World

Впервые мир узнал о Норберте Винере 7 октября 1906 года, когда портрет мальчика-гения оказался на первой полосе New York World под заголовком «Самый выдающийся мальчик в мире». В статью вошли интервью с Норбертом и его отцом, поданные в тоне явного одобрения нетрадиционного подхода Лео к раннему детскому развитию:

Мальчик Норберт выучил все буквы в восемнадцать месяцев. Под началом своего отца он начал читать [по-английски] в три, по-гречески и на латыни — в пять, а вскоре еще и по-немецки. В семь лет он изучал химию, в девять — алгебру, геометрию, тригонометрию, физику, ботанику и зоологию, а этой осенью, в одиннадцать лет, он поступил в Колледж Тафтса в соседнем городе Медфорд после всего лишь трех с половиной лет формального обучения.
— отрывок из статьи «Самый выдающийся мальчик в мире» в New York World, 7 октября 1906 г.

Отношения между Норбертом и Лео

Мой самый близкий ментор и дражайший противник.

Вот что пишет физик Фриман Дайсон в эссе «Трагическая история гения» в The New York Review of Books, 2005:

Пока он рос, стараясь избежать клейма одаренного малыша из Тафтса и Гарварда, Лео только всё усугублял, крича об успехах Норберта во всех газетах и журналах.

Именно так все и было: отец Лео трубил во все концы о своих идеях в области образования: помимо статьи в New York World, он писал в Boston Evening Record, Американский журнал по педиатрии и American Magazine. Лео Винер даже «не скрывал, что намеренно выращивает из Норберта и его сестер гениев.

Профессор Лео Винер из Гарвардского университета [...] считает, что секрет раннего умственного развития заключается в раннем обучении. [...] Он отец четверых детей в возрасте от четырех до шестнадцати лет; и у него достаточно смелости, чтобы заявлять, что он хочет сделать их предметами образовательного эксперимента. Результаты [...] поразительны, особенно в случае с его старшим сыном, Норбертом.
— выдержка из American Magazine, июль 1911.

Норберт ленив и учится меньше, чем средний мальчишка его возраста.
— Лео Винер, 1906.

Согласно методологии Лео, его публичные заявления существенно разнились с тем, что он говорил собственному сыну. К примеру, если прочитать собственные заметки отца Норберта о том, как его дети стали такими талантливыми, складывается ощущение, что похвала и признание способностей детей в его картине мира играли совсем ничтожную роль.

Глупо заявлять, как это делают многие, что Норберт, Констанс и Берта — необычайно одаренные дети. Ничего подобного. Если они и знают больше, чем другие дети их возраста, то только потому что их учили иначе.

Слева — Лео Винер, справа — посвящение Норберта своему отцу бестселлера «Человеческое использование человеческих существ»

Более того, собственные сочинения Норберта дают понять, что на него негативно повлияли заявления отца:

Я чувствовал, что отец не избежал соблазна давать интервью обо мне и моем обучении [...]. В этих интервью он подчеркнул, что я был по сути обычным мальчиком, которого превосходно натаскали.

Ощущение того, что отец буквально «создал» его, в сочетании с отсутствием признания его талантов, усилий и жертв, оставило неизгладимый след на Винере.
Однако из интервью с Лео в статье в New York World становится понятно, что его отец на самом деле понимал, насколько его сын одарен, но ему не хотелось признавать это при Норберте:

Я не люблю говорить о сыне, но вовсе не из-за того, что не горжусь им, а потому, что это может дойти до его ушей и испортить его. У него острый аналитический ум и фантастическая память. Он учится не просто за счет зубрежки, как попугай, а рассуждает.

Образование (1903-1913)

После домашнего обучения у отца в возрасте 9 лет Норберт поступил в среднюю школу Айера, а потом пошел еще дальше:

Вскоре стало ясно, что большая часть моей учебы относится к третьему году старшей школы, поэтому, когда год закончился, я был переведен в старшие классы.

После выпуска в 1906 году отец «решил [...] отправить его в Колледж Тафтса, чтобы не подвергать его рискованной нагрузке вступительных экзаменов в Гарвард». Норберт, которому на тот момент было 12, прилежно слушался отца.

Университет Тафтса (1906–1909)

Совсем еще юный Винер поступил в Колледж Тафтса в штате Массачусетс осенью 1906 года. Он изучал там греческий и немецкий языки, физику, математику, а также биологию:

Несмотря на свой интерес к биологии, я получил математическое высшее образование. Я изучал математику каждый год в колледже […], находя исчисления и дифференциальные уравнения довольно легкими. Я имел обыкновение обсуждать их с моим отцом, который отлично разбирался в обычной математической программе колледжа.

Он закончил Тафтс с отличием и получил степень бакалавра в 1909 году, когда ему было 14 лет.

Выпускные фотографии из Колледжа Тафтса в 1909 году и Гарвардского университета в 1913 году

Гарвардский университет (1909–1913)

Мне было почти пятнадцать лет, и я решил попробовать себя в докторантуре по биологии.

После окончания колледжа Винер поступил в аспирантуру Гарвардского университета (где работал его отец) для изучения зоологии. И это несмотря на возражения Лео, который «не давал своего согласия. Он думал, что я мог бы пойти в медицинскую школу». Однако работа в лаборатории в сочетании с плохим зрением Винера сделали зоологию крайне трудным для него делом. “Бунт” Норберта продлился недолго, и через некоторое время он решил последовать совету своего отца и заняться философией.

Как обычно, это решение было принято моим отцом. Он решил, что успех, которого я добился в качестве студента в Университете Тафтса в области философии, ясно говорит о моем истинном поприще. Я должен был стать философом.

Винеру предложили стипендию в Sage School of Philosophy в Корнеллском университете и перевели туда в 1910 году. Однако после этого «черного года», в течение которого он чувствовал себя неуверенно и неуместно, он вернулся в Гарвардский университет. Изначально он собирался работать с философом Джосайей Ройсом (1855–1916) для получения степени доктора философии в математической логике, но из-за болезни последнего Винеру пришлось обратиться к своему бывшему профессору из Колледжа Тафтса, Карлу Шмидту. Шмидт, как позже писал Винер, был тогда «молодым человеком, жадно интересовавшимся математической логикой». Именно он вдохновил Винера провести сравнение реляционной алгебры Эрнста Шредера (1841–1902) и Principia Mathematica Рассела и Уайтхеда.
Его диссертация по философии, в высшей степени математическая, была посвящена формальной логике. Ключевые результаты были опубликованы в следующем 1914 году в статье «Упрощение в логике отношений» в трудах Кембриджского философского общества. На следующую осень Винер отправился в Европу для постдокторской работы в надежде, что в конечном итоге он сможет занять постоянную должность на факультете одного из самых известных университетов Америки.

Постдокторская работа (1913-1915)

Вслед за защитой докторской диссертации и выпуском из Гарварда восемнадцатилетний Винер был удостоен престижной возможности в течение года учиться за рубежом. Он выбрал британский Кембридж.

Кембриджский университет (1913-1914)

Лео Винер за ручку привел сына к Бертрану Расселу

Норберт Винер прибыл в Тринити-Колледж, Кембридж, в сентябре 1913 года. Вместе с ним приехала вся его семья под предводительством отца, Лео, который расценивал шанс присоединиться к сыну в Европе как внеочередной шаббат. Как пишут Конвей и Зигельман, «юный Винер шагнул в ворота Тринити-Колледжа, мекки современной философии и новой математической логики, а следом за ним шел его отец».
Винер отправился в Кембридж, чтобы продолжить изучение философии с одним из авторов Principia Mathematica, которая была объектом его гарвардской диссертации. Лорд Бертран Рассел (1872-1970), на тот момент сорокалетний мужчина, к 1913 году считался самым прогрессивным философом англоамериканского мира, чей монументальный трехтомный труд, написанный совместно с Альфредом Нортом Уайтхедом и опубликованный в 1910, 1912 и 1913 годах, был тепло принят научным сообществом. Principia (или PM, как ее часто сокращенно называют) на тот момент была наиболее полным и последовательным трудом по математической философии.
Несмотря на то, что Норберта воспитывал полиглот Лео, его первое впечатление о Расселе с его свирепым нравом оставляло желать лучшего. Позже он писал своему отцу:

Отношение Рассела [ко мне] кажется мне смесью безразличия и презрения. Думаю, я буду вполне доволен тем, что увижу на его лекциях.

В свою очередь, впечатление Рассела о Винере, ну или по крайней мере то, что он демонстрировал, кажется весьма симметричным. «Очевидно, что молодой Винер не воспринимает информацию не занимается философией так, как это предписывает титан Тринити.»

Выдержка из письма Норберта Винера Лео Винеру (1913):

С моей курсовой работой под руководством мистера Рассела все в порядке, но я совершенно разочарован тем, что я делаю под его руководством в частном порядке. Думаю, что как философ я неудачник [...]. Рассел, кажется, очень недоволен [...] моими философскими способностями и лично мной. Он говорил о моих взглядах как об «ужасном туманечто изложение моих взглядов даже хуже, чем сами взгляды и [...] обвинил меня в чрезмерной, петушиной самоуверенности [...] Несмотря на то, что он извинился, это самые жестокие слова.

На самом деле, мнение Рассела о Норберте не было настолько суровым, насколько тому казалось (чего нельзя было, к сожалению, сказать о Лео). В своих личных документах Рассел одобрительно отмечал юношу, а после прочтения диссертации Норберта сказал, что это «очень хорошая техническая работа» и подарил ему копию третьего тома “PM”.
Однако самое важное, что вынес Винер из совместной работы с Расселом, не имело отношения ни к физике, ни к философии. По воле божьей Винеру попались на глаза четыре статьи 1905 года физика Альберта Эйнштейна, идеи которых он позже использовал в своей работе. Сам же Винер в свое время выделил Г.Х. Харди (1877–1947) как ученого, оказавшего на него самое глубокое влияние:

Курс Харди […] был откровением для меня […] [в его] внимании к строгости […] За все годы прослушивания лекций по математике я никогда не встречал кого-то равного Харди ни в ясности изложения, ни в увлекательности, ни в интеллектуальной силе. Если уж говорить о ком-то как о моем мастере в области математического мышления, это должен быть Г.Х. Харди.

В частности, Винер выражал Харди благодарность за то, что тот познакомил его с интегралом Лебега, который «привел меня прямиком к главному достижению моей только начинающейся карьеры».

Геттингенский университет (1914)

Приобретя еще одну порцию опыта, в 1914 Винер продолжил учиться уже в Геттингенском университете. Он прибыл туда весной, сделав лишь краткую остановку в Мюнхене, чтобы встретиться с семьей. Отучится там он только один семестр, но этот период будет иметь решающее значение для всего его дальнейшего развития в качестве математика. Винер принимается за изучение дифференциальных уравнений под руководством Дэвида Гильберта (1862–1943), возможно, самого выдающегося математика своей эпохи, которого Винер позже назовет «по-настоящему вселенским гением математики».
Винер оставался в Геттингене до начала Первой мировой войны, до июня 1914 года, а затем решил вернуться в Кембридж и продолжить изучение философии с Расселом.

Карьера (с 1915 года)

До того, как Винера приняли в MIT, где он и оставался до конца своей жизни, ему довелось потрудиться на нескольких случайных работах в разных отраслях промышленности и городах. Официально он вернулся в Соединенные Штаты в 1915 году, некоторое время прожил Нью-Йорке, продолжая изучать философию в Колумбийском университете у философа Джона Дьюи (1859–1952). После этого преподавал курс философии в Гарварде и поступил на работу в качестве младшего инженера в General Electric. После того, как его отец получил там место штатного писателя, «убедившись в том, что с его неуклюжестью он никогда не добьется успеха в инженерном деле», Норберт присоединился к Encyclopedia Americana в Олбани, штат Нью-Йорк. Также в течение какого-то времени Винер работал в Boston Herald.
Когда Америка вступила в Первую мировую войну, Винер захотел внести свою лепту и в 1916 году посетил учебный лагерь для офицеров, но в конечном итоге провалил комиссию. В 1917 году он снова попытался вступить в армию, но снова безуспешно, на сей раз из-за плохого зрения. Через год математик Освальд Веблен (1880–1960) пригласил Винера помочь фронту и поработать над баллистикой в ​​Мэриленде:

Я получил срочную телеграмму от профессора Освальда Веблена с нового испытательного полигона в Абердине, штат Мэриленд. Это был мой шанс заняться настоящей военной работой. Ближайшим поездом я отправился в Нью-Йорк, где пересел на экспресс до Абердина.

Математики на Абердинском полигоне, 1918 год

Опыт на испытательном полигоне, как пишет Дайсон, преобразил Винера. До приезда он был 24-летним математическим вундеркиндом, которого отговаривали от математики из-за неудачного опыта его преподавательской работы в Гарварде. Назад он вернулся воодушевленный тем, как всё, чему он научился, можно применить в решении настоящих мировых проблем:

Мы жили в странной атмосфере, где должность, армейское звание и ученая степень имели [равное] значение, и лейтенант мог обращаться к рядовому, называя его «доктор», или выполнял приказы сержанта. Когда мы не были заняты работой на шумных машинах для ручных вычислений, которые у нас назывались «крашерами», мы часами играли в бридж и на тех же самых машинах записывали результаты. Что бы мы ни делали, мы всегда говорили о математике.

Математика (с 1914 года)

В обширном списке опубликованных работ первые две статьи Винера о математике (на текущий момент вторая утрачена) появились в семнадцатом выпуске Трудов Кембриджского философского общества от 1914 года:

• Wiener, N. (1914). “A Simplification of the Logic of Relations”. Proceedings of the Cambridge Philosophical Society 17, pp. 387–390.
• Wiener, N. (1914). “A Contribution to the Theory of Relative Position”. Proceedings of the Cambridge Philosophical Society 17, pp. 441–449.

Однако наиболее известные математические работы Винера были написаны им преимущественно в возрасте от 25 до 50 лет, то есть в 1921–1946 гг.
После окончания Первой мировой войны Винер попытался получить положение в Гарварде, но был отвергнут, вероятно, из-за антисемитских настроений, превалирующих в университете в то время, что часто связывают с влиянием Г. Д. Биркгофа (1884–1944). Вместо этого в 1919 году Винер занял должность лектора в MIT. С этого момента результативность его исследований значительно возросла.

За первые пять лет своей карьеры в Массачусетском технологическом институте он опубликовал 29 (!!) журнальных статей, заметок и сообщений в различных областях математики, подписанных одним автором. В их числе:

• Wiener, N. (1920). “A Set of Postulates for Fields”. Transactions of the American Mathematical Society 21, pp. 237–246.
• Wiener, N. (1921). “A New Theory of Measurement: A Study in the Logic of Mathematics”. Proceedings of the London Mathematical Society, pp. 181–205.
• Wiener, N. (1922). “The Group of the Linear Continuum”. Proceedings of the London Mathematical Society, pp. 181–205.
• Wiener, N. (1921). “The Isomorphisms of Complex Algebra”. Bulletin of the American Mathematical Society 27, pp. 443–445.
• Wiener, N. (1923). “Discontinuous Boundary Conditions and the Dirichlet Problem”. Transactions of the American Mathematical Society, pp. 307–314.

Винеровский процесс (1920-23)

Винер впервые заинтересовался броуновским движением, когда учился в Кембридже у Рассела. Он и познакомил Винера с работами Альберта Эйнштейна. В своем труде 1905 года «Uber die von der molekularkinetischen Theorie der Wärme geforderte Bewegung von in Ruhended Flüssigkeiten suspendierten Teilchen» Эйнштейн смоделировал необычное движение частицы пыльцы под воздействием отдельных молекул воды. Это «необычное движение» впервые наблюдалось ботаником Робертом Броуном в 1827 году, но еще не было формально исследовано в математике.

Винер подошел к этому феномену с точки зрения того, что «было бы математически интересно разработать меру вероятности для наборов траекторий»:

Прототипом проблемы, рассмотренной Винером, является поступь пьяницы: выпивший мужчина сначала опирается на фонарный столб; затем он делает шаг в каком-то направлении — это может быть короткий или длинный шаг; затем он либо стоит, сохраняя равновесие, либо делает еще один шаг в каком-то направлении; и так далее. Путь, который он выберет, будет сложным, с множество изменений направления. [...] Предполагая, что человек не имеет априорных предпочтений к какому-либо определенному направлению или определенному размеру шага и может двигаться быстро или медленно в соответствии со своей прихотью, есть ли способ назначить меру вероятности для любого конкретного набора траекторий?
— выдержка, Джон фон Нейман и Норберт Винер в книге Стива Хеймса, 1980

Винер расширил формулировку броуновского движения Эйнштейна, чтобы описать эти траектории, и таким образом установил связь между мерой Лебега (систематический способ присвоения чисел подмножествам) и статистической механикой. То есть Винер предоставил математическую формулировку для описания одномерных кривых, оставленных броуновскими процессами. Его работа, которую теперь в его честь часто называют винеровским процессом, была опубликована в серии статей, разработанных в период между 1920 и 1923 годом:

• Wiener, N. (1920). “The Mean of a Functional of Arbitrary Elements”. Annals of Mathematics 22 (2), pp. 66–72.
• Wiener, N. (1921). “The Average of an Analytic Functional”. Proceedings of the National Academy of Sciences 7 (9), pp. 253–260.
• Wiener, N. (1921). “The Average of an Analytic Functional and the Brownian Movement”. Proceedings of the National Academy of Sciences 7 (10), pp. 294–298.
• Wiener, N. (1923). “Differential Space”. Journal of Mathematics and Physics 2, pp. 131–174.
• Wiener, N. (1924). “The Average Value of a Functional”. Proceedings of the London Mathematical Society 22, pp. 454–467.

Норберт Винер и Макс Борн, 1925 год

Возвращение в Геттинген (1924–1926)

В силу особенностей своей работы в начале 1920-х каждым летом с 1924 по 1926 Винер возвращается в Геттинген, причем в последний год — в качестве лауреата стипендии Гуггенхайма. В разгар так называемого золотого века квантовой физики его пребывание в Геттингене совпадало с приездами фон Неймана (которого Винер знал лично и состоял с ним в переписке) и Дж. Роберта Оппенгеймера.

Летом 1925 года Винер читал в Геттингене группе математиков, как студентов, так и вольнослушателей, лекции о своей деятельности, а позже написал домой, что Гильберт сказал о его работе sehr schön («очень хорошая»). К концу пребывания Винера в университете глава математического факультета Ричард Курант (1888–1972) сказал ему, что если он вернется в следующем году, то получит должность приглашенного профессора.

Теорема Винера – Хинчина (1930)

Сразу после Геттингена Винер начал работать в сфере прикладной математики, а в 1930 году — над так называемыми автокорреляционными функциями, которые обеспечивают корреляцию между сигналом и задержанной копией этого сигнала в зависимости от задержки. Теорема Винера — Хинчина показывает, как автокорреляционная функция Rₓₓ (τ) связана со спектральной плотностью мощности Sₓₓ (f) через преобразование Фурье:

Результат был опубликован в том же году, и Винера повысили до доцента MIT:

• Wiener, N. (1930). “Generalized Harmonic Analysis”. Acta Mathematica. 55, pp. 117–258.

Слева — Норберт Винер, справа — оглавление работы “Обобщенный гармонический анализ”

Тауберова теорема Винера (1932)

Несмотря на то, что к началу 30-х годов он уже всерьез занимался обработкой сигналов и первыми разработками в области электротехники, Винер продолжал публиковать статьи по чистой математике, включая работу по анализу пространств Лебега. Тауберова теорема Винера, опубликованная в 1932 году, обеспечивает необходимое и достаточное условие, при котором любая функция в L₁ или L₂ может быть аппроксимирована линейными комбинациями сдвигов данной функции.

Норберт Винер в своем кабинете в MIT

Теоремы Пэли — Винера (1934)

Винер руководил несколькими кандидатами наук. Один из них, Норман Левинсон (1912–1975), рассказывает о своем опыте сотрудничества с великим человеком:

Он был самым вдохновляющим учителем. Работая с доской, он на самом деле продолжал свои собственные исследования. Как только я начал разбираться в его работе, он передал мне рукопись Пэли — Винера на доработку. Я нашел упущение в доказательстве и доказал лемму, чтобы исправить это. Затем Винер сел за пишущую машинку, напечатал мою лемму, поставил мое имя и отправил всё в журнал.
— отрывок, Джон фон Нейман и Норберт Винер, Хеймс, 1980

Кибернетика (с 1947 года)

Информация — это информация, а не материя или энергия.

Область науки, которая теперь неотделима от имени Винера, во многом стала результатом интереса Норберта к стохастическим и математическим шумовым процессам, которые рассматриваются как в электротехнике, так и в теории связи. В лекции, озаглавленной «Люди, машины и мир вокруг них», Винер рассказывает, что его новаторская работа появилась в результате попытки внести свой вклад в военные действия 1940-х годов:

Было два сходящихся потока идей, которые привели меня в кибернетику. Один из них — тот факт, что в ходе последней войны, когда она уже явно шла, но, во всяком случае, до Перл-Харбора, когда мы еще не были вовлечены в конфликт, я пытался выяснить, могу ли я найти свое место в военных действиях того времени.

Как сам Винер заявляет в своей лекции, его первые опыты в зарождающейся тогда теории цифровых вычислений не давали результатов настолько, чтобы быть полезными в ведении этой войны, поэтому Винер начал искать что-то новое. Его вторая инициатива была связана с вооружением, в частности с противовоздушной обороной:

Я оглянулся по сторонам и заметил, что важной в то время темой была противовоздушная оборона. Это было [...] время, когда выживание хоть кого-нибудь, кто мог бороться с Германией, казалось, зависело от противовоздушной обороны.
Да, зенитная пушка — очень интересный инструмент. Во время Первой мировой войны зенитное орудие было разработано для стрельбы, однако под рукой все еще нужно было держать таблицы дальности, чтобы выстрелить. Это означало, что требовалось всё рассчитать, пока самолет пролетает прямо над головой. И к тому времени, когда вы оказывались в состоянии что-то сделать, самолет уже пропадал из вида.

Итак, продолжает Винер, «это приводит к очень интересным математическим теориям. У меня нашлись некоторые идеи, доказавшие затем свою пользу». Он работал над этой проблемой с Джулианом Бигелоу (1913–2003).

В начале 1941 года два человека заняли пустую аудиторию на втором этаже математического факультета, корпус 2, комната 244, и принялись за работу на доске. Винер излагал своему новому коллеге проблему управления огнем.
— Конвей и Зигельман, 2005.

Винер и Бигелоу рассматривали наводчика, орудие, самолет и пилота как интегрированную вероятностную систему. Теория вероятности была на стороне пилота: в 1940 году только один из примерно 2500 зенитных снарядов попадал в цель. В предварительном отчете они объяснили, что намереваются «поставить анализ проблемы прогнозирования на чисто статистическую основу, определив, в какой степени движение цели предсказуемо на основе известных фактов и истории наблюдений, а также в какой степени движение цели непредсказуемо.
— отрывок, Turing's Cathedral by George Dyson, 2012

Аудиозапись лекции Винера «Люди, машины и мир вокруг них» 1950 года, Винер начинает говорить в 13:30.

Фильтр Винера (1942)

Работа Винера над проблемой управления зенитным огнем привела к изобретению фильтра, используемого для вычисления статистической оценки неизвестного сигнала путем получения его на входе и фильтрации на выходе. Фильтр основан на нескольких результатах прошлых работ Винера на тему интегралов и преобразований Фурье. Хотя фильтр был разработан в Радиационной лаборатории MIT, результат был опубликован только в секретном документе. Первый открытый документ, описывающий фильтр, появился в книге Винера 1949 года «Экстраполяция, интерполяция и сглаживание стационарных временных рядов».
Война закончилась, и в 1947 году Винера пригласили на конгресс по гармоническому анализу, который состоялся в Нанси, Франция. Конгресс был организован тайным французским математическим обществом «Бурбаки» в сотрудничестве с математиком Шолемом Мандельбройтом (1899–1983), дядей Бенуа Мандельброта (1925–2010), позднее открывшего множество Мандельброта. Винеру предложили написать работу об «объединяющем характере той части математики, который обнаруживается при изучении броуновского движения и телекоммуникационной инженерии». В следующем году Винер придумал неологизм «кибернетика», чтобы обозначить изучение таких «телеологических механизмов». Его рукопись послужит основой научно-популярной работы «Кибернетика, или Управление и связь в животном и в машине», опубликованной издательством MIT Press / Wiley and Sons в 1948 году. Книга получила следующие рецензии:

Прекрасно написанная книга, ясная, прямая и, несмотря на всю ее сложность, так же понятная дилетанту, как и ученому, если тот готов отказаться от попыток постичь математические формулы.
— The Saturday Review, 1949

Ее масштаб и вовлеченность захватывают дух и заставляют рецензента поверить, что это важный вклад в современное мышление.
— Philosophy of Science 22, 1955

Будучи одной из самых влиятельных книг двадцатого века, «Кибернетика» провозглашается оригинальным произведением, важность которого сравнима трудами Галилея, Мальтуса, Руссо или Милла.
— The New York Times, 1964

Личность

Он едва понимал, где находится.

Винер дает интервью Чарльзу Ромину для образовательного телешоу CBS

Несмотря на гениальность и выдающийся научный вклад, Винер заработал львиную долю своей славы эксцентричностью. Его внешность была примечательна: [...] Он пыхтел толстыми сигарами. Он плелся, как утка, близорукая пародия на рассеянного профессора. [...] дочь коллеги вспоминает, что Винер был «очаровательным человеком, но абсолютным ребенком. Все опекали его. Когда он спал этажом выше, никто не мог заснуть из-за его храпа. Это было ужасно. Наутро он ввалился в чужую комнату, пока бродил по дому, всё потому что почти ничего не видел.
— Конвей и Зигельман, 2005

Во время чтения лекций его можно было застать за ковырянием в носу, «энергичным», без тени озабоченности по поводу общественных приличий.

На самом деле, мир полон свидетельствами от различных людей, в разное время сталкивавшихся с этим великим человеком. Он вечно был погружен в собственные мысли и не обращал внимание на окружающих.

Насколько я помню, профессор Винер всегда приходил на занятия без каких-либо лекционных заметок. Первым делом он доставал свой широкий носовой платок и очень энергично, шумно сморкался. Он практически не уделял внимание студентам и совсем изредка объявлял, о чем, собственно, будет лекция. Он стоял лицом к доске, почти вплотную к ней, потому что был очень близорук. Даже мне с первого ряда с трудом удавалось увидеть, что же он пишет. Большинство студентов вообще ничего не видели.
— отрывок, Recollections of a Chinese Physicist by C.K. Jen, 1990

Как минимум однажды он вошел в чужой класс и вдохновенно прочитал лекцию перед группой ничего не понимающих студентов.
В сборнике эссе «Mathematical Conversations — Selections from the Mathematical Intelligencer» писатель и математик Стивен Г. Кранц рассказывает короткую историю в качестве иллюстрации поведения Винера:

Идя по коридорам MIT, он неизменно был занят книгой, а чтобы не сбиться с пути, вел вдоль стены пальцем. Однажды, крайне увлеченный этим процессом, Винер шествовал мимо аудитории, где в тот момент проходило занятие. Стояла жара, и дверь оставили открытой. Но, конечно же, Винер не догадывался об этих нюансах. Вслед за своим пальцем он вошел в дверь, обошел комнату кругом прямо за спиной лектора и тем же путем вышел за дверь.

Вечер в честь Винера, 1961 год

Биографы Конвэй и Зигельман прослеживают попущение в сторону эксцентричности Винера еще во время его работы в Тринити-колледже в Кембридже, где он впервые «увидел вокруг себя величественный оплот высокого интеллекта и угасающей аристократии, возводящий эксцентричность в форму искусства». В отличие от Гарварда, в котором, по признанию Винера, «всегда ненавидели эксцентричность и индивидуальность», в Кембридже «эксцентричность так высоко ценилась, что даже те, кто на самом деле ею не обладал, вынуждены были создавать её, чтобы сохранить лицо». Это мнение поддержала и биограф Сильвия Назар, описывая жаркую атмосферу математического факультета MIT в 1950-х годах:

Хвастовство не считалось преступлением, если вы разбирались в своем предмете. Отсутствие социальной грации считалось неотъемлемой частью личности настоящего математика.
— отрывок из книги «Прекрасный ум» Сильвии Назар, 1998

Выпускник Массачусетского технологического института ехал по Нью-Гемпширу и остановился, чтобы помочь пухловатому мужчине со спущенным колесом. Он узнал в нём Норберта Винера и осведомился, как он может ему помочь. Винер спросил, знает ли [выпускник] его. «Да» —сказал выпускник, «Я проходил ваш курс по вычислениям». «Вы успешно его сдали?» — спросил Винер. «Да». «Тогда вы можете мне помочь» — сказал Винер.
— Роберт К. Уитералл, вице-президент по выпускникам MIT

Конечно, его эксцентричность лишь подпитывала легенду о профессоре Норберте Винере из MIT:

Легенды Массачусетского технологического изображали его яростно, в две руки, строчащим что-то на досках факультета математики, решающим одновременно две сложные системы уравнений, по одной слева и справа.
— Конвей и Зигельман, 2005

Депрессия

Норберт Винер был великим мыслителем и истерзанным человеком.
— Бенуа Мандельброт

Каким бы общительным он ни был, внутренний мир Винера был непрост. С самого детства, в дополнение к необычайной одаренности, Норберт был осторожен и чувствителен. Однажды он рассказывал, что «наполнился мраком» проходя мимо больницы для неизлечимо больных, и даже в преклонном возрасте помнил, как «привил себе отвращение к страданиям» после посещения кузнеца, чей палец ноги раздавила лошадь.
— Конвэй и Зигельман, 2005

Если мой ребенок или внук будут так же тревожны, как я, я должен буду отвести их к психоаналитику, если не с уверенностью, что лечение будет успешным, то хотя бы с надеждой, что они найдут какое-то понимание понимание и получат облегчение
— Норберт Винер

Из воспоминаний людей, которые знали Винера, а также из его собственных автобиографий становится понятно, что он боролся с комплексом неполноценности. Скорее всего, эти чувства связаны с воспитанием, которое он получил от Лео, своего отца. Они выходят за рамки чисто математических проблем и прочих составляющих его жизни:

Когда он за ланчем играл в бридж с друзьями, он неизменно говорил каждый раз, когда делал ставку или играл: «Правильно ли я поступил? Я хорошо сыграл?». Его коллега, Норман Левинсон, каждый раз терпеливо успокаивал Винера, поскольку не мог сделать ничего лучшего.
— Стивен Г. Кранц, 1990

Действительно, Винер был тревожным человеком. Согласно Назар, он с тревогой спрашивал, фигурирует ли его имя в книгах, которые читают люди:

В самые тяжелые дни он становился жертвой парализующих депрессий, которые часто заставляли его угрожать самоубийством своей семье, а иногда и коллегам из MIT.
— Назар, 1998

Став известным, он преследовал своих коллег по факультету, чтобы узнать, что о нем думают сотрудники MIT. Если же он встречался с людьми из других институтов, его первым вопросом было: «Что вы думаете о моей работе?»
— Конвей и Зигельман, 2005

По словам известного нобелевского лауреата, экономиста Пола Самуэльсона (1915–2009), также работавшего в Массачусетском технологическом институте, отсутствие признания со стороны Гарварда также не улучшало ситуацию:
Сам Винер, что неудивительно, полагал, что понимание психических заболеваний в обществе может существенно продвинуться благодаря новым вычислительным машинам, подобным человеческому мозгу:

Он предположил, что многие человеческие «функциональные» (в отличие от органических) психические расстройства являются «в основном болезнями памяти, циркулирующей информации, постоянно находящейся внутри мозга в активном состоянии» [...] Он говорил, что современные проблемы, такие как «злокачественное беспокойство», приступы тревоги и другие классические невротические расстройства могут начаться с относительно тривиального беспокойства и встроиться в процесс, совершенно разрушительный для обычной психической жизни, так же, как компьютер, оказавшийся в логическом парадоксе, может перейти в цикл, который, кажется, невозможно остановить
— отрывок из фильма «Темный герой информационной эпохи» Конвея и Зигельмана, 2005

Личная жизнь

Мы не вещи, которые остаются, но последовательности, которые увековечивают себя.

Норберт Винер играет в шахматы с дочерью Пегги

Родители Винера в 1926 году искусственно устроили брак Норберта с иммигранткой из Германии по имени Маргарет Энгеманн. Несмотря на это обстоятельство, пара оставалась вместе до конца своей жизни, и у них было двое детей: Барбара и Маргарет, которую дома звали «Пегги». Они жили в Кембридже, штат Массачусетс. Несмотря на неуверенность в себе, рассеянность и склонность к депрессии, Винер, по общему мнению, был хорошим отцом и отличным другом:

Винер серьезно относился к своим отцовским обязанностям и, в частности, стремился избежать метода обучения, навязанного ему собственным отцом.
— выдержка, Джон фон Нейман и Норберт Винер, Стив Дж. Хеймс, 1980

На самом деле, история хранит немало доказательств того, что Винер был заботливым и неравнодушным человеком.

Возможно, из-за своей собственной психологической борьбы Винер остро переживал страдания других людей. […] Когда [...] коллега писал книгу, но не мог позволить себе печатную машинку, Винер появился у его двери с портативным компьютером Royal под мышкой.
— Назар, 1998

Вдова его аспиранта Нормана Левинсона рассказывала, как осенью 1933 года Винер организовал для Левинсона учебный год в Англии, чтобы тот, как и Норберт, изучал высшую математику вместе с Г. Х. Харди в Кембридже, и даже позаботился о его родителях, когда Левинсон уехал. Винер посещал родителей Левинсона, пока тот был в Англии, и старался подбадривать их. Как правило, он приходил к ним по субботах и беседовал с ними не о своих теоремах, а о приятных бытовых вещах, об Англии и о многом другом.

Норберт Винер с женой Маргарет, дочерьми Пегги и Барбарой и зятем Гордоном Райсбеком

Смерть (1964)

Норберт Винер умер от сердечного приступа 18 марта 1964 года в Стокгольме, где читал лекцию в Королевской академии наук. Ему было 69 лет.

Когда новости дошли до MIT, вся работа остановилась, а люди собрались, чтобы поделиться друг с другом новостями и воспоминаниями. Флаги института были приспущены до середины флагштока, отдавая честь безвременно ушедшему профессору, который более сорока пяти лет бродил по коридорам института
— выдержка, «Темный герой информационной эпохи», Конвэй и Зигельман, 2005

Эта статья — часть серии материалов на математические темы, опубликованной в еженедельном издании Cantor's Paradise.