Случаи из психиатрии

Истории о психических расстройствах всегда вызывают повышенный интерес. Нам становится вдвойне любопытнее, если описания касаются душевных болезней со странными и редкими симптомами. Почему это нравится людям? Нормально ли такое внимание к чужому внутреннему миру, искаженному болезнью? Как трансформируется восприятие людей с психическими расстройствами?

Что толкает нас интересоваться психическими расстройствами других людей?

Начнем с главного. Интерес к душевнобольным вполне нормален. Читая описание симптомов, мы сравниваем поведение нездоровых людей со своим собственным. Это дает некую шкалу измерения состояний. Мы ориентируемся на нее и делаем вывод, что совершенно нормальны по сравнению с душевнобольными. Так мы доказываем себе, что наши маленькие (и большие!) странности вполне приемлемы. Они не патология. Вторая причина, по которой мы проявляем интерес к психике больных людей, — стремление к познанию. В мире есть множество любопытных вещей, но трудно найти что-либо более непредсказуемое, чем мозг. Мы так мало знаем о нем. Живем и не думаем, что однажды он может «выкинуть фортель». Собственное мировоззрение, восприятие кажутся такими незыблемыми… Но ведь те, кого лечат психиатры, тоже так думали! Хочется узнать об этом как можно больше, и интерес не праздный. Есть еще одна причина для чтения описаний симптомов болезней – наши представления о том, как все должно быть. Понимая суть патологий, мы можем делать выводы о норме, т.е. идеальном состоянии человека и формах его проявления. Это помогает успешно предотвращать и решать серьезные проблемы с психическим здоровьем.

Новые идеи в области психиатрии стали мощной базой для появления наук о мозге, его работе, особенностях мышления и восприятия действительности. Сейчас активно развиваются нейрофизиология, нейробиология, эволюционная психология. Перечисленные науки – самые известные детища психиатрии. Поэтому о ней стоит узнавать уже хотя бы для того, чтобы расширять горизонты собственного кругозора.

8 занимательных случаев в истории психиатрии

Все душевные расстройства представляют определенный интерес. Предлагаем вам подборку самых удивительных синдромов. Они встречаются крайне редко, поэтому каждый случай привлекает внимание.

1. Кто управляет его телом? История одного убийства

В 20-х годах прошлого века внимание светил немецкой психиатрии привлёк господин Дитер Вайзе. В прошлом он работал в почтовом ведомстве, а известным его сделало уникальное заболевание. Он не мог управлять своим телом. Все, что контролировал Дитер Вайзе, — это дыхание и речь. Остальными функциями «заведовал» Питер. За все семь лет лечения врачам так и не удалось с ним познакомиться, но проблем этот Питер доставил немало.

Ситуация выглядела так. Питер делал множество предосудительных вещей, но никак не хотел общаться с окружающими. Поэтому получалось, что за его поступки отвечал Дитер. Разумный, уравновешенный Дитер никак не мог объяснить причины, по которым его тело мастурбирует на глазах у санитарок, швыряется фекалиями или ползает под кроватями.

Речь больного была совершенно чёткой, осмысленной. Она никак не указывала на то, что Дитер Вайзе не в себе. Тело пациента совершало странные поступки, а Дитер просил санитаров угомонить Питера.

Шизофрения? Возможно. Небанальная форма «синдрома чужой руки»? Не исключено. Ни врачи клиники «Шарите», ни психиатры с мировым именем так и не смогли дать вразумительного объяснения расстройству Дитера Вайзе. Пациента не вылечили и даже не сумели обеспечить его безопасность.

В 1932 году Дитер Вайзе погиб от руки убийцы – внутреннего Питера. Личность, захватившая его тело, утопила больного за тот недолгий промежуток времени, когда он остался без присмотра. Дитер Вайзе захлебнулся. Он заткнул раковину, набрал её водой и погрузил туда голову. Кто этот Питер, убивший его, так и осталось неразгаданной тайной.

2. Жена вместо шляпы: как неудобно получилось

Классический образ гения – рассеянный, но очень умный человек. Просто диву даёшься, как такой растеряха может создать что-то великое. Оказывается, образ вовсе не придуман! Такое встречается сплошь и рядом. Но один случай поистине поразителен. О нем поведал миру Оливер Сакс – американский психиатр прошлого века.

Доктор Сакс описал историю некоего музыканта. Он назвал его «профессором П.». Пациент был уже в годах, но по-прежнему преподавал в консерватории, прекрасно пел. У него была чудесная семья, уважение коллег и студентов, но… Супруга знаменитости вынуждена была обратиться к доктору Саксу за помощью. В последнее время её муж стал совсем уж непредсказуемым. Вёл он себя более чем странно.

Надо сказать, что во время первой беседы доктор Сакс не заметил никаких особенных странностей за музыкантом. Да, он был несколько эксцентричным, но это не редкость для одарённых людей. По-настоящему «профессор П.» заинтересовал психиатра, когда они уже прощались. Музыкант перепутал шляпу с головой собственной жены! Он протянул к ней руку и попытался взять, чтобы надеть себе на голову.

«Профессор П.» каким-то непостижимым образом перепутал абсолютно непохожие объекты. Сам он осознал, что что-то пошло не так, когда супруга выскользнула из рук. Профессор только пошевелил пальцами. Необычное поведение для здорового человека, не правда ли? Именно так и подумал доктор Сакс и вплотную занялся новым пациентом.

Психиатр не раз общался с профессором, пытался поставить диагноз с помощью бесед и тестов. Оказалось, что мировосприятие музыкального гения не вполне нормально. Он действительно не мог различить лица людей и даже путал их с неодушевлёнными предметами. При этом он прекрасно идентифицировал голоса и запоминал отдельные детали.

Так, «профессор П.» мог запомнить, что у кого-то крупные зубы или есть усы. Однако лица совершенно не распознавал и мог принимать их за что угодно. На открытой местности или на небольшом пространстве стола он одинаково не воспринимал часть объектов. Причём величина этих объектов не имела значения. Музыкант «не видел» домов, людей, крупные и мелкие предметы.

Когда профессору говорили, что перед ним находится какой-то предмет, ему нужно было удостовериться. Для этого его приходилось щупать. Однажды ему дали розу. Профессор описал её форму и цвет, но не смог определить, что конкретно перед ним. Только понюхав цветок, музыкант понял: это роза.

Удивительно, но человек с нормальным зрением не воспринимал 90% объектов вокруг себя. Что ещё удивительнее, этот недостаток не помешал ему получить прекрасное образование, добиться успеха, создать счастливую семью. Доктор Сакс поставил диагноз «врождённая агнозия» — расстройство восприятия.

Мир профессора был сущим хаосом, в котором было сложно определить предметы. Говорят, что гений властвует над хаосом. Это именно тот случай.

3. Любая фигура – на месте замри!

Казалось бы, об аутизме так много сказано и написано. Существует огромное количество научных работ, описывающих самые разные проявления этого расстройства. Но если разобраться, мы ничего о нем не знаем. Конечно, существуют патологические состояния с общими симптомами. Они широко описаны в литературе.

Довольно большой процент людей-аутистов принадлежит к разряду «пацифистов помимо воли». Они просто не способны ощущать и проявлять агрессию. Есть среди аутистов и такие люди, которые легко впадают в гнев. Их приступы длительные, тяжёлые и, самое неприятное, небезопасные для окружающих. Есть и те, кто в приступах гнева могут искалечить себя.

Пациент Айден С. не относится ни к одной из перечисленных групп. Какое-то время его наблюдали учёные Пенсильванского университета. Они пришли к выводу, что его форма расстройства одна из самых редких и интересных. Айден не переносит никаких перемен.

Жизнь этого аутиста подчинена строгому распорядку. Его окружение всегда стабильно и должно таковым оставаться. Реакция на любые новшества одинакова – Айден застывает. В самом буквальном смысле этого слова. Он замирает на месте без движения в той же позе, в которой его настигла мнимая опасность.

Кататонический приступ может случиться, если юноше предлагают пижаму непривычной расцветки. Он застывает от ужаса при незнакомых звуках или при виде новой еды. Во время приступов его мышцы мгновенно деревенеют. Если без движения невозможно удержать равновесие, тело падает на пол в той же позе, в которой застыло.

Позу Айдена невозможно переменить. Тело абсолютно не поддаётся никаким манипуляциям. Конечности гораздо проще сломать, чем согнуть. Юноша может пребывать в таком состоянии очень и очень долго. Его маме пришлось изобрести собственную методику выведения сына из такого состояния. Этот же метод используют и медики.

Когда у Айдена случается приступ, его переносят в тёмную комнату. Там врач начинает тихо читать стихи из детской книжки «Сказки матушки Гусыни». Разумеется, медику приходится учить наизусть, т.к. в помещение не должен попадать свет. Полная темнота, покой, тихий голос и детские стишки помогают телу Айдена постепенно «оттаять».

4. Память длиной в 40 секунд: калейдоскоп образов

Американскому психиатру Оливеру Саксу действительно «везло» на небанальные случаи. Он описал одно из редчайших расстройств, названное корсаковским психозом. Им страдал некий мистер Томпсон, работавший в своё время бакалейщиком. Своё психическое расстройство он получил «благодаря» многим годам тесной дружбы с бутылкой.

В отличие от многих других алкоголиков, мистер Томпсон был весьма позитивным и коммуникабельным. Он с нескрываемым удовольствием болтал со своими «посетителями». Ими были все – врачи, работники больницы и многие другие. Он бодро задавал массу вопросов, сам на них отвечал. Интереснее всего то, что посетители менялись каждые 40 секунд. Его память сохраняла информацию ровно столько времени.

Через каждые 40 секунд мистер Томпсон радушно встречал в своей лавке нового покупателя. Он совершенно не помнил, что беседовал с ним всего минуту назад. Как только у него возникали какие-то сомнения или подозрения, «листок памяти» отрывался. Лицо общительного бакалейщика разглаживалось. Он снова радостно приветствовал собеседника, предлагая свежайшие сосиски или ветчину.

Вам кажется, что 40 секунд – это мало? А мистер Томпсон успевал за это время предложить свои прекрасные товары, рассказать покупателю историю о нем самом и даже придумать новую байку. У него находились самые невероятные объяснения белым халатам посетителей лавки, странному интерьеру магазинчика. Он придумывал их просто виртуозно!

Доктор Оливер Сакс описывал, как на протяжении одной беседы мистер Томпсон принимал его за нескольких совершенно разных людей. Из-за короткого отрезка времени, в течение которого он сохранял память, Томпсон все время был дезориентирован во времени и пространстве. Однако его фантазия мгновенно выдавала «логичное» объяснение ситуации.

Чем удивителен синдром мистера Томпсона? Он сам беспрестанно создавал для себя новые миры. Они постоянно менялись, трансформировались друг в друга, как картинки в калейдоскопе. И мистер Томпсон очень естественно вписывался в эти миры. Они были его реальностью. С точки зрения бакалейщика, все было вполне нормально, логично и стабильно.

5. Приветствую вас, земляне!

В 50-х годах прошлого века психиатр из Болгарии Стоян Стоянов описал интересный случай из своей практики. Он наблюдал некоего Р., страдавшего шизофренией. Несмотря на банальный диагноз, сам пациент был вовсе не заурядным шизофреником. У него было редкое расстройство – грёзоподобный онейроид.

У Р. регулярно, с частотой приблизительно раз в два месяца, случались приступы. Выглядели они всегда примерно одинаково. Пациент без видимых причин начинал тревожиться, потом наступал период бессонницы. А после этого Р. полностью менялся.

Обычно пациент не отличался разговорчивостью. У него была примитивная речь и скудная фантазия. Р. вообще не склонен был общаться с людьми. Однако во время приступов его характер полностью менялся. Р. становился настоящим интеллигентом с богатой образной речью и… отправлялся на Марс!

В реальности это выглядело так. Пациент ходил по кругу в центральной части палаты. У мужчины развязывался язык, и он с удовольствием отвечал на вопросы. Интересно, что при этом он не воспринимал собеседников. Р. не замечал ни их, ни предметов мебели и ничего из реального мира. Он был полностью погружен в свои галлюцинации.

Из-за полного «переселения» на Марс Р. налетал на предметы, поэтому из соображений безопасности его переводили в палату с мягкими стенами. Его марсианская жизнь проходила в прекрасных замках. Здесь устраивали турниры всадники на странных животных. Пациент красочно описывал невиданных птиц, марсианскую аристократию.

У Р. на Марсе была даже дама сердца – принцесса. Их отношения складывались весьма непросто и никогда не выходили «за рамки приличий». И все же они любили друг друга – трепетно и платонически. Пациент очень точно описывал события, до мельчайших деталей. Самое необычное – обстановка оставалась неизменной.

Доктор Стоян Стоянов наблюдал Р. несколько лет. За все это время он ни разу не заметил никаких противоречий в описаниях пациента. Например, колонны дворца Р. описывал как сделанные из камня зелёного цвета. В его грёзах они не изменились ни через год, ни через три. Все галлюцинации были на удивление «стабильны». После приступа Р. напрочь забывал о них и возвращался в «нормальный» мир.

Феномен, описанный доктором Стояновым, редок. Сейчас психиатры уже установили, что больные с грёзоподобным онейроидом видят свои миры гораздо более детально, чем люди с расстройствами других видов. Их галлюцинации длительны и абсолютно реальны для них самих. Когда же больные «возвращаются», они забывают все с той же лёгкостью, с какой обычно забывают сны.

6. Когда слова отвергают людей…

Нередко случается, что после ДТП и сильных ударов люди теряют некоторые привычные способности. Так случилось и с москвичом Антоном Г. В 33 года он попал в аварию, перенёс черепно-мозговую травму, и его «разлюбили» слова. Мужчине поставили диагноз «афазия Вернике».

Словарный запас Антона стал вытворять странные вещи. Слова отделились от смыслов и хаотично перепутались между собой. Пациент никак не соотносил их. В мгновение ока он также разучился читать и писать. Сам Антон говорил на непонятном языке, в котором слова остались теми же, что и раньше, но не соответствовали значениям.

Он настолько плохо понимал окружающих, что ему было проще общаться с помощью жестикуляции. Антон не мог написать собственное имя. Когда ему показывали картинку с изображением автомобиля и чётко произносили по слогам слово «машина», он записывал длинный и совершенно непонятный набор букв.

Иногда с помощью неврологов и логопедов удаётся восстановить здоровье пациентов с афазией. Возможно, Антон ещё сможет вернуть себе «расположение» слов, и они снова станут его друзьями. Для этого потребуется много времени, но мир слов ещё может открыться ему заново.

7. Гебефрения: от вечного счастья тоже лечат

Стоит ли лечить человека, если он абсолютно счастлив? Да, приходится, если его счастье – это болезнь. Манфред Люц в восторге от своих пациентов гебефреников. Он даже посвятил им свою книгу «С ума сойти, мы лечим не тех!» Психиатр считает, что в лечении нуждаются только те люди, которым их сумасшествие приносит страдания. А вот гебефреники счастливы! Только жаль, что причины этого вовсе не радостные.

Одна из пациенток доктора Манфреда Люца, Эдельфрида С., была абсолютно счастливым человеком. Это состояние было связано с опухолью мозга, а вовсе не с приятными обстоятельствами её жизни. Шестидесятилетняя женщина жила в клинике, все время пребывала в хорошем расположении духа, шутила и радовалась. Ей оставалось жить не более полугода. Чем не повод для веселья?!

Эдельфрида много шутила по поводу своей скорой смерти. Ей нравилось говорить на эту тему.  При этом женщина резонно замечала, что ей не будет разницы, жива она или мертва. Её личное «я» почти ничего не значило для неё самой. Она с удовольствием подшучивала над попытками доктора лечить болезнь. Это странное состояние, когда нет представления о собственной личности, зато остаётся чувство юмора.

8. Это тело больше не моё!

В нашей подборке уже не раз встречались истории, рассказанные доктором Оливером Саксом. Что ж, ещё одна не помешает. Этот «везучий» психиатр действительно неоднократно сталкивался с редкими заболеваниями. В его сборнике случаев из практики есть удивительная история женщины по имени Кристина. Она «потеряла» своё тело.

Когда Кристине было 27 лет, ей пришлось сделать операцию. После приготовлений к ней женщина разучилась пользоваться своим телом. Как предоперационная терапия повлияла на Кристину, неизвестно. Однако она больше не смогла управлять руками, ходить, сидеть, с трудом говорила.

Тело Кристины перестало принадлежать ей. Сначала за дело взялся невролог, а позже пришлось обратиться к знаменитому доктору Саксу. Врачи установили, что у женщины исчезло суставно-мышечное чувство. Она могла что-либо делать, только если внимательно наблюдала за работой нужного органа. Например, чтобы взять какой-то предмет, пациентка внимательно смотрела на руку.

Создавалось впечатление, что человек попал внутрь робота, которым нужно научиться управлять. Для этого приходилось нажимать нужные кнопки и дёргать рычаги в определённой последовательности. Сама Кристина говорила, что ей кажется, будто тело внезапно оглохло, ослепло, потеряло ощущения.

Кристине пришлось научиться управлять своим «новым» телом. На это потребовались 8 лет и огромный труд. Она управляла ногами, следя за ними глазами. Чтобы вернуть способность говорить, женщина ориентировалась на звуки, которые издавал её речевой аппарат. Ей было трудно не заваливаться при сидении. Эту проблему решили с помощью зеркала. Пациентка следила за своим отражением.

Сейчас посторонние люди вряд ли смогут определить, что Кристина прошла долгий путь к управлению телом. С виду это женщина с идеальной осанкой, артистическим голосом и отточенной мимикой. Но она выглядит неестественно, и люди это замечают. Женщина очень болезненно перенесла, когда её назвали фальшивой куклой. Она обязательно расплакалась бы от обиды, если бы успела научиться плакать…

---

---

случаи из психиатрии

От автора: Гребенникова Виктория Алексеевна

  Работа в психиатрической больнице всегда полна сюрпризов и отнюдь не позитивных. Одна из историй мне особо запомнилась, так как натолкнула меня на совершено аморальные мысли с одной стороны, но практичные в общем своем рассмотрении.

  Итак, привозят девочку на лечение милой наружности, лет 6-ти, маленькая такая, хрупкая, с застывшей улыбкой на лице, темноволосая, в платьице. Здороваюсь с ней молчит, улыбается, все попытки как-то ее заинтересовать и разговорить сходят на нет. Отмалчивается, односложно отвечает. Смотрю документы все в порядке девочка нигде ранее не числилась, обычный ребенок, обращаю внимание на возраст, 9 лет, но на вид ей больше 6-ти никак не выходит. Узнаем дальше, родилась недоношенной на 26 недели беременности, далее родители отказались от ребенка. Девочку выходили врачи, спустя 6 лет ее взяли приемные родители, положительная обеспеченная семья с еще двумя детьми. Проживающая в большом частном доме, имеющая много животных, игровую площадку для детей. Все было хорошо до одного случая, после которого родители сдали девочку в больницу и решили от нее отказаться, родители в ужасе, еле объяснили в чем же проблема, что произошло.. В глазах паника, страх, смятение, они уже очень полюбили девочку, но больше не могут о ней заботиться, им стыдно за это, но они опасаются за своих детей.

  Прошла неделя, девочка немного освоилась на новом месте, на очередной встрече с ней, мне удалось ее разговорить, и теперь расскажу вам историю сначала из ее уст.

Девочка ( назовем ее условно Маша) сидела спокойная, смотря в одну точку. Я с ней здороваюсь, девочка молчит. Далее диалог:

Я: Машенька, как твои дела? Как тебе здесь?

Маша: Я хочу домой.

Я: Я понимаю, давай мы с тобой поговорим и скоро ты поедешь домой. Расскажи мне почему ты здесь?

Маша: Я не знаю, я хочу домой.

Я: Ты скоро поедешь домой, если поможешь мне. Помоги мне понять, почему тебя сюда привезли, что произошло? Ты боишься чего-то?

Маша: Нет, чего мне бояться?

Я: Ну может что-то есть, что ты находишь страшным, ты боишься чего-то дома?

Маша: Нет... ( долгое молчание) .. Ну только вот собака.. Она всегда лаяла, когда я была дома с бабушкой.

Я: Маша, тебя пугало, что собака лаяла? Она на тебя лаяла?

Маша: Я не боюсь ее, я никого не боюсь.. ( протяжной вздох) .. Но у меня всегда болела голова от ее лая.. Так он надоел мне.

Я: И что ты делала, когда у тебя болела голова от лая?

Маша: Я кричала на собаку, я говорила ей: "Рекс, заткнись, заткнись, я уже устала, заткнись!"

Я: А последний раз когда лаяла собака ты тоже на нее кричала?

Маша: Да.

Я: И все? Ты только кричала на Рекса?

Маша: Да.

Я: Но мне сказали, что это не так.

Маша: Кто сказал -то? Эта бабка что ль?

Я: Твои родители. Расскажи мне, что ты сделала? Я пойму тебя, я не стану тебя ругать.

Маша: А вы сможете, чтоб я домой уехала завтра?

Я: Ты расскажи, а я постараюсь, чтоб скорее тебя выписали.

Маша: Завтра?

Я: Думаю завтра не получится, но в скоро времени. Но если ты не поделишься со мной, я не смогу устроить так, чтобы тебя скорее выписали и ты поехала домой.

Маша: Хорошо.

Я: Так что произошло, Машенька? Собака лаяла и что было?

Маша: Да она лаяла как обычно, я говорила ей, чтоб она заткнулась, я кричала на нее. Я пнула ее, но она все равно лаяла, но уже на улице. Я заткнула ушли, голова моя опять разболелась.

Я: А где была твоя бабушка?

Маша: Она где-то в другой комнате была, телевизор смотрела, наверно. Я не знаю!

Я: Хорошо, что было дальше? Собака зашла домой?

Маша: Да ей было холодно на улице, мне было ее жалко и я пустила ее домой. Но она опять начала лаять, у меня очень сильно болела голова, знаете?

Я: Знаю, что тогда произошло?

Маша: Мне было плохо, я говорила, чтоб она уже заткнулась, а иначе.. Иначе я выгоню ее опять на улицу. Но она все равно почему-то лаяла, а выгонять мне было ее жалко. Голова очень болела, но жалко же Рекса. Понимаете?

Я: Да, понимаю. И что дальше?

Маша: И вот я пошла на кухню, я думала попить, может голова пройдет. Но я взяла нож, и собака так все лаяла и лаяла, и лаяла. Я взяла и воткнула в нее нож, чтоб она замолчала уже наконец! А она все равно лаяла, я тогда ножом так взяла и ( показывает, как проводит ножом горизонтально) и сделала ей так по спине. Она то и упала ( смеется) и я еще в животик ей потыкала ножом (улыбается, сдерживает смех)

Я: Машенька, ты понимаешь, что собаке было больно?

Маша: Да, но она уже достала меня, вы понимаете?

Я: Да, я понимаю. Но ведь собака умерла.

Маша: Нет, она живая, она же живая, она потом ожила и мы ее отдали.

Я: Нет, ты обманываешь меня.

Маша: Да нет, это правда. А потом представляете что было?

Я: Что было?

Маша: Я взяла и хомяка зарезала (улыбается). Но он тоже живой остался. И на улице стали гуси громко орать, я вышла на улицу говорю: "Ну и че вы орете то?!" И стала их ловить и тыкать в них ножом, а одному я сломала голову. Представляете? (смеется)

Я: Представляю, и как ты сломала? 

Маша: Я ему шею скрутила, положила так на землю ( показывает как положила) и как так наступила ему на бошку ( улыбается)

Я: Маша, и что ты чувствуешь? Ты рада?

Маша: Да я была рада, мне стало весело, что они все наконец-то заткнулись. Но голова у меня так и болела правда.

Я: Тебе совсем не жалко животных? Ведь они умерли.

Маша: Ну неужели умерли? Я думала они живые, помолчат немного только. И мама с папой их потом убрали, они значит живые.

 Вот такой отрывок из нашего с ней диалога. По словам ее родителей, они ездили с остальными детьми отдохнуть. А Маша осталась дома с бабушкой, так как Маше нездоровилось, она часто жаловалась на головные боли. Бабушка задремала перед телевизором, а когда приехали родители с другими детьми, то застали Машу всю в крови с ножом, играющейся с телом мертвого гуся. Они были в шоке, в ступоре, но когда зашли домой, то были поражены еще больше. На полу весь в крови лежал ротвейлер с вырезанным позвоночником и отрезанными лапами. Родители не могли поверить, что такая хрупкая девочка смогла такое совершить, они в ужасе позвонили в милицию, а позже девочку привезли в психиатрическую больницу.

 И подобных случаев не так мало, да какие-то менее жестокие, какие-то более. Бывает, что какие-то изменения в психике происходят позже с возрастом, и люди становятся маньяками, убийцами, насильниками, поджигателями и тд.. Но Среди психически не здоровых людей преобладающее количество людей, которые были рождены недоношенными.

Как вы считаете, медицина, ставшая более гуманной и продвинутой, выхаживающая детей, которые родились еще до 30 недели беременности это, на ваш взгляд, большой плюс или минус в отдельности для каждого человека и в целом для человечества?

Да, нам нравится писать про душевнобольных. Во-первых, на их фоне нам проще ощущать себя душевноздоровыми. Во-вторых, еще Кант сказал, что нет в мире ничего более интересного, чем звезды на небе и всякие странности внутри человеческого мозга.

Вот ходишь, бывало, носишь себе спокойно на плечах свою голову и не ждешь от нее никакого подвоха. Хотя бочонок пороха с зажженным фитилем был бы, пожалуй, несильно опаснее — настолько удивительные вещи порой может вытворять с людьми их сознание.

И не стоит забывать: часто, лишь изучая сломанную вещь, можно понять, как она должна работать в идеале. Именно психиат­рия создала в свое время тот базис, на котором развились современные науки о мышлении вообще, такие как нейробиология, нейрофизиология, эволюционная психология и т.д. И вот в исключительно просветительских целях, а не для того, чтобы всласть попугать свою аудиторию всякими ужасами, мы собрали восемь историй болезни, описывающих случаи редких и очень интересных синдромов.

Без контроля

В 20-х — 30-х годах XX века в германской клинике «Шарите» семь лет находился на излечении бывший работник почтового ведомства Дитер Вайзе. Проблема господина Вайзе заключалась в том, что он никак не мог управлять своим телом. Единственное, что он мог контролировать, — это речь и дыхание. Все же остальное управлялось неким Питером, который был большой сволочью.

Лечащие врачи так и не смогли познакомиться с Питером: тот в контакты с человечеством не входил, все коммуникации оставлял Дитеру, а сам отрывался по полной.

Рихард Штюбе, лечащий врач больного, писал: «Изумляла ясная, разумная речь пациента — речь измученного, но совершенно здорового человека». Пока Питер мастурбировал перед медсестрами, бился головой об стену, ползал на карачках под кроватями и кидался фекалиями в санитаров, Дитер Вайзе уставшим голосом просил у окружающих прощения и умолял немедленно надеть на него смирительную рубашку.

Светила мировой психиатрии долго спорили, как надлежит дефинировать заболевание господина Вайзе. Одни стояли за необычную форму шизофрении, другие предполагали, что имеют дело с продвинутой версией «синдрома чужой руки», при которой мозг теряет волевой контроль над нейронами, связанными с той или иной частью тела.

Выяснить это так и не удалось: в 1932 году пациент Вайзе, оставленный ненадолго без присмотра, за­ткнул куском простыни сливное отверстие раковины в своей палате, подождал, когда наберется достаточно воды, и утопил себя, опустив в раковину голову. «Это было, несомненно, убийство, — рефлексировал потом доктор Штюбе. — Страшно представить себе ощущения Дитера в тот момент, когда неведомый захватчик, оккупировавший его тело, заставил Дитера нагнуться над раковиной…»

Человек, надевший жену вместо шляпы

Книга, в которой американский психиатр Оливер Сакс описал этот клинический случай, так и называется — «Человек, который принял жену за шляпу». В 60-х годах прошлого века мистера Сакса попросили осмот­реть известного музыканта, преподавателя консерватории, которого Сакс называет «профессором П.».

Профессор П. был уже немолод и всю свою жизнь пользовался репутацией человека со странностями, что не помешало ему сперва быть знаменитым певцом, потом — уважаемым преподавателем, а также завести семью и  благополучно прожить с супругой долгие годы. Вот супруга-то и обеспокоилась тем, что в последнее время профессор стал уж что-то совсем непредсказуемым.

Сакс пообщался с музыкантом, не нашел особых странностей, за вычетом кое-какой эксцентричности, и они стали прощаться. И тут профессор сделал весьма неожиданную вещь. Подойдя к жене, он протянул руку, нащупал ее голову жестом, которым обычно берут шляпу, и сделал попытку надеть добытый таким образом объект на себя. Жена вывернулась из пальцев, профессор пошевелил ими в воздухе и задумался. Сакс сделал охотничью стойку и взял профессора в оборот. Они регулярно встречались, беседовали, прошли массу тестов.

Выяснилось следующее. Мировосприятие профессора страдало катастрофическими дырами. Он напоминал человека, который пытается осмотреться в темном чулане при помощи слабого фонарика. Он практически не различал людей зрительно, зато прекрасно определял голоса. Хуже того, он сплошь и рядом путал людей с неодушевленными предметами. Он мог запомнить деталь — усы, сигару, большие зубы, но не был в состоянии узнать ни одного человеческого лица и легко мог принять за человека кочан капусты или лампу.

Разглядывая пейзаж, он не видел большинства домов, людей и человеческих фигур — они словно попадали в некое слепое пятно. Когда Сакс выкладывал на столе несколько предметов, профессору иногда удавалось опознать какой-то один из них, остальные он просто не замечал и очень удивлялся, когда говорили, что у него под носом кроме блокнота лежат еще блюдце, расческа и носовой платок. Реальность этих предметов он соглашался признать, только пощупав их.

Когда врач дал ему розу и попросил сказать, что это такое, профессор описал цветок как «продолговатый предмет темно-зеленого цвета с расширением красного цвета на одном конце». Только понюхав данный предмет, он определил, что это роза.

Его зрение было в порядке, но вот сигналы, получаемые при помощи визуальной передачи, мозг усваивал лишь процентов на десять. В конце концов Сакс диагностировал у профессора П. врожденную агнозию — патологическое расстройство восприятия, правда очень качественно компенсированное за счет богатого жизненного опыта и хорошей образованности пациента, который, видя вместо окружающего мира в основном хаос из трудно определяемых объектов, все же сумел стать социально успешным и счастливым человеком.

Застывший ужас

Аутизм, который с легкой руки авторов «Человека дождя» широкая публика сейчас часто путает с гениальностью, — заболевание, изученное еще совершенно недостаточно. Многие ученые полагают, что тут уместнее говорить о группе различных патологий с общими признаками.

Например, известно, что часть аутистов практически неспособна к агрессии; другие же, напротив, страдают тяжелыми и продолжительными приступами неконтролируемого гнева, направленного на окружающих; третьи же, испытывая гнев и страх, предпочитают наносить повреждения самим себе.

Поведение же аутиста Айдена С., 19 лет, находившегося какое-то время под наблюдением в больнице при Пенсильванском университете, относится к четвертой, самой редкой категории.

Как и многие аутисты, Айден невероятно зависим от режима дня, стабильности окружающей ситуации и болезненно реагирует на любые новшества. Поэтому любое «неправильное» действие родственников или медицинского персонала вызывает у Айдена кататонический приступ: юноша замирает в той позе, в которой ему случилось столкнуться с «опасностью» — пижамой неприятной ему расцветки, громким шумом, непривычной едой. Его мышцы полностью деревенеют, и если поза в момент приступа была неподходящей для удержания равновесия, то пациент с громким стуком падает на пол, так и не меняя этой позы. Никакой силой нельзя разогнуть ему руку или ногу, ничего не сломав.

Находиться в таком положении Айден может бесконечно долго. Поэтому врачи, как только Айдена снова «клинило», совершали традиционный ритуал, некогда разработанный матерью Айдена. Тело вносили в полностью темное помещение, после чего один из медиков шепотом читал там наизусть в течение получаса детские стишки из «Сказок матушки Гусыни», и спустя некоторое время Айден снова обретал возможность нормально двигаться.

Человек со множеством лиц

Уже упоминавшийся ранее Оливер Сакс в своих работах часто вспоминает пациента, страдавшего от редкого синдрома с названием «корсаковский психоз».

Бывший бакалейщик мистер Томпсон был доставлен в клинику друзьями после того, как сошел с ума на почве многолетнего алкоголизма. Нет, мистер Томпсон не кидается на людей, не причиняет никому вреда и весьма коммуникабелен.

Проблема мистера Томпсона в том, что он утратил свою личность, а также окружающую реальность и память. Когда мистер Томпсон не спит, он торгует. Где бы он ни находился — в палате, в кабинете у врача или в ванной на сеансе гидромассажа, — он стоит у прилавка, вытирает руки о фартук и беседует с очередным посетителем. Срок его памяти — примерно сорок секунд.

— Вам колбаски или, может, лосося? — спрашивает он. — А что это вы в белом халате, мистер Смит? Или у вас в кошерной лавке теперь такие правила? И почему это вы вдруг отрастили бороду, мистер Смит? Что-то я не соображу… я у себя в лавке или где?

После этого чело его опять безмятежно разглаживается, и он предлагает новому «покупателю» купить полфунта ветчины и копченых сосисок.

Впрочем, за сорок секунд мистер Томпсон тоже успевает разгуляться. Он травит байки. Он высказывает невероятные предположения о личности покупателя. Он находит сотни убедительных и всегда разных объяснений тому, почему он вдруг выпал из-за своего прилавка и оказался в незнакомом кабинете.

— А, стетоскоп! — кричит он неожиданно. — Вот ведь вы, механики, чудной народ! Корчите из себя докторов: белые халаты, стетоскопы… Слушаем, мол, машины, как людей! Мэннерс, старина, как дела на бензоколонке? Заходи, заходи, сейчас будет тебе все как обычно — с черным хлебом и колбаской…

«В течение пяти минут, — пишет доктор Сакс, — мистер Томпсон принимает меня за дюжину разных людей. В его памяти ничто не удерживается дольше нескольких секунд, и в результате он постоянно дезориентирован, он изобретает все новые и новые маловразумительные истории, беспрестанно сочиняя вокруг себя мир — вселенную „Тысячи и одной ночи“, сон, фантасмагорию людей и образов, калейдоскоп непрерывных метаморфоз и трансформаций. Причем для него это не череда мимолетных фантазий и иллюзий, а нормальный, стабильный, реальный мир. С его точки зрения, все в порядке».

Первый марсианин на Земле

Болгарский психиатр Стоян Стоянов (да, у болгарских родителей тоже бывают гениальные озарения) в 50-х годах XX века долго наблюдал пациента Р., который был бы заурядным шизофреником, если бы с ним не случались периодические приступы так называемого грёзоподобного онейроида.

Приступы происходили примерно раз в два месяца. Сперва больной начинал испытывать беспокойство, потом переставал спать, а спустя три-четыре дня покидал больницу и отправлялся прямиком на Марс.

По свидетельству доктора, во время этих галлюцинаций больной решительно менялся: из малообщительного, угрюмого, с примитивной речью и ограниченным воображением он превращался в человека с хорошо поставленной художественной речью. Обычно Р. во время приступа медленно топтался по кругу в центре своей палаты. В это время он охотно отвечал на любые вопросы, но был явно неспособен видеть ни собеседника, ни окружающие предметы, поэтому постоянно налетал на них (из-за чего на время приступов его переводили в «мягкую комнату»).

Р. описывал приемы в марсианских дворцах, бои на огромных животных, стаи летящих кожистых птиц на оранжевом горизонте, свои сложные отношения с марсианской аристократией (особенно с одной из принцесс, с которой его, впрочем, связывали вполне платонические чувства). Доктор Стоянов особо указывал на исключительную точность деталировок: все приступы всегда происходили на Марсе, в одной и той же обстановке.

За несколько лет, что врач делал записи, Р. ни разу не был пойман на противоречии: если уж он говорил, что колонны в боковом зале дворца принцессы сделаны из зеленоватого камня — змеевика, то и через три года, «видя» эти колонны, он точно повторит ранее сделанное описание. Сейчас известно, что галлюцинации во время грёзоподобного онейроида обладают исключительной реальностью для галлюцинирующего, они более детальны, осмысленны и продолжительны, чем любой сон, хотя тоже легко забываются после «пробуждения».

Нелюбимец слов

Афазия Вернике — таков диагноз 33-летнего москвича Антона Г., пережившего черепно-мозговую травму. Диалоги с ним опубликованы в «Вестнике ассоциации психиатров» (2011). После аварии Антон никак не может разобраться со словами: они словно поменялись в его словаре, оторвавшись от своих значений и перемешавшись как бог на душу положит.

— Я бросил брыль, — говорит он, — навернул дрын. Ну такой, кругловатый, которым наподкрутят махину.
— Руль?
— Да. Брыль. Докор, давайте забодня перекатим. Калоша бучит.
— Голова? У вас болит голова?
— Да. У лихого газа. Между слез. Иподально.

Это не дефект речи, это нарушение ее понимания. Антону тяжело беседовать с людьми. Они говорят на каком-то малознакомом ему языке, в котором он с трудом улавливает еле знакомые созвучия. Поэтому общаться ему проще жестами. Читать он тоже разучился — на табличках в госпитале написаны какие-то дикие сочетания букв.

Сам же Антон пишет вместо своего имени «акнлпор», вместо слова «машина» (ему показывают автомобиль на картинке и несколько раз медленно повторяют «ма-ши-на») он неуверенно выводит длинный ряд согласных, на целую строчку. Неврологи и логопеды умеют справляться с некоторыми проблемами при афазиях. И хотя терапия Антону предстоит длительная, у него есть шанс опять вернуться в мир, полный разумных слов и смысла.

Бесконечное счастье

Эдельфрида С. — гебефреник. Ей хорошо. Ее врач, известный немецкий психиатр Манфред Люц, автор бестселлера «С ума сойти, мы лечим не тех!», любит гебефреников. С точки зрения доктора Люца, не только психиат­ра, но и теолога, лечить надо лишь тех, кто страдает от своего душевного нездоровья. А гебефреники — очень счастливые люди.

Правда, если гебефрения, как у Эдельфриды, сопряжена с инкурабельной опухолью мозга, жить им все-таки лучше в клинике. Гебефрения — это всегда великолепное, веселое и шутливое настроение, даже если поводов для радости, с точки зрения окружающих, у гебефреника нет никаких. Например, прикованная к постели шестидесятилетняя Эдельфрида страшно веселится, когда рассказывает, почему ей нельзя сделать операцию и поэтому она умрет через полгода.

— Брык — и откину копыта! — хохочет она.
— А вас это не печалит? — спрашивает доктор Люц.
— С чего бы это? Какая чепуха! Какая мне разница — живая я или мертвая?

Ничто на свете не способно огорчить или расстроить Эдельфриду. Она плохо помнит свою жизнь, смутно понимает, где она находится, и понятие «я» практически ничего для нее не значит. Она с удовольствием ест, только иногда опуская ложку, чтобы всласть посмеяться над видом капусты в супе или попугать куском булочки медсестру либо доктора.

— Ав-ав! — говорит она и заливисто хохочет.
— Это у вас собачка? — спрашивает врач.
— Да что вы, доктор! Это же булочка! И с такими вот мозгами вы еще собираетесь меня лечить?! Вот умора! «Строго говоря, — пишет Люц, — Эдельфриды с нами давно уже нет. Ее личность уже ушла, оставив после себя вот это чистое чувство юмора в теле умирающей женщины».

В чужом теле

И напоследок опять вернемся к доктору Саксу, собравшему, пожалуй, самую яркую коллекцию безумств в современной психиатрии. Одна из глав его книги «Человек, который принял жену за шляпу» посвящена 27-летней пациентке по имени Кристина.

Кристина была совершенно нормальным человеком, в госпиталь она попала из-за необходимости операции на желчном пузыре. Что произошло там, какая из мер предоперационной терапии повлекла за собой такие странные последствия — осталось невыясненным. Но за день до операции Кристина разучилась ходить, садиться в постели и пользоваться руками.

К ней пригласили сперва невролога, потом доктора Сакса из отделения психиатрии. Выяснилось, что по загадочным причинам у Кристины исчезла проприоцепция — сус­тавно-мышечное чувство. Часть теменного мозга, ответственная за координацию и ощущения своего тела в пространстве, стала работать вхолостую.

Кристина почти не могла говорить — она не знала, как управлять голосовыми связками. Взять что-то она могла, лишь пристально следя глазами за своей рукой. Больше всего ее ощущения напоминали ощущения человека, заключенного в тело робота, которым можно управлять, правильно и последовательно дергая рычаги.

«Перестав получать внутренний отклик от тела, — пишет Оливер Сакс, — Кристина по-прежнему воспринимает его как омертвелый, чужеродный придаток, она не может почувствовать его своим. Она даже не может найти слова, чтобы передать свое состояние, и его приходится описывать по аналогии с другими чувствами.

— Кажется, — говорит она, — что мое тело оглохло и ослепло… совершенно себя не ощущает…»

Восемь лет терапии и усердных тренировок понадобилось для того, чтобы женщина снова смогла двигаться. Ее учили переставлять ноги, следя за ними глазами. Ее обучали заново говорить, ориентируясь на звук своего голоса. Сидеть не заваливаясь она училась, глядя в зеркало. Сегодня человек, не знающий диагноза Кристины, не догадается, что она больна. Ее неестественно прямая осанка, выверенные жесты, артистические модуляции голоса и старательно освоенные выражения лица воспринимаются незнакомыми людьми как искусственность и напыщенность.

— Однажды я слышала, как меня назвали насквозь фальшивой куклой, — говорит Кристина. — И это было так обидно и несправедливо, что я могла бы расплакаться, но дело в том, что это я тоже разучилась делать. А научиться заново все как-то времени не хватает».

Тата ОлейникВлад Лесников