Женщина самоубийца

Пережившая тяжелую депрессию девушка стала экспертом в этой области

В октябре в Москве женщина с двумя детьми выбросилась с балкона 18-го этажа. Эта история взорвала общественность, вновь сконцентрировав внимание на матерях с послеродовой депрессией. Но для тех, кто на самом деле имеет эту проблему, а таких мам сотни тысяч, это только усложнило ситуацию. Ведь подобные истории лишь укрепляют обывательское убеждение, что матери с депрессией опасны для детей. А это не всегда так.

Корреспондентка NGS24.RU Кадрия Катцина во время Красноярской ярмарки книжной культуры поговорила об этом недуге с Ксенией Красильниковой, которая сначала пережила тяжелейшую послеродовую депрессию, а затем описала свой опыт в книге «Не просто устала» и занялась просвещением общества на эту тему.

Ксения Красильникова родилась в 1986 году, окончила филологический факультет РУДН и экономический РАНХиГС. Получила образование филолога, переводчика с английского и испанского языков и экономиста. Работает в подкастах. В 2016 году Ксения родила сына и столкнулась с послеродовой депрессией, когда уже стало тяжело отмахиваться от мыслей о суициде, она обратилась к психиатру с мыслью, что самоубийство может и подождать. В 2019 году вышла ее книга «Не просто устала». Ксения стала активно говорить о постнатальной депрессии и уже два года занимается проектом «Никакого правильно» (бывший «Бережно к себе») в Интернете.

По данным Всемирной организации здравоохранения, постнатальная депрессия встречается у 10–20% всех рожениц. Если оттолкнуться от этого соотношения, то в России на 1,4 миллиона родившихся в 2020 году детей придется примерно от 140 до 280 тысяч женщин страдающих от послеродовой депрессии. Это цифра за один год, а у тех, кто не обращается к специалистам, заболевание может длиться и несколько лет.

«Не дотянулись»

— Почему мы стали чаще говорить о послеродовой депрессии? Не только же из-за таких трагедий, как произошла в октябре в Москве?

— Если смотреть на конкретные события, которые к этому привели, то это появившийся активисткий разговор. Появились люди, которые стали говорить о послеродовой депрессии, женщины, которые делятся своим опытом и переживаниями. Если смотреть на это с точки зрения общественной риторики и того, как мы меняемся, есть стремление к гуманизации. Особенно, если мы говорим про какие-то непредпочитаемые состояния, такие как психические расстройства.

Я думаю, что это результат активистского огня и труда довольно большого числа людей, которые начинают или уже работают над тем, чтобы дестигматизировать эту трудную тему. Мне радостно наблюдать за тем, что эта работа приносит результаты.

— Что вы думаете о расширенном суициде, когда родитель кончает жизнь самоубийством вместе с ребенком? Всему виной депрессия после родов?

— Каждый раз, когда происходит трагедия, невольно думаешь: «Не добрались, не дотянулись» (за помощью. — Прим. ред.). Тут мне важно сказать, что я не специалист по ментальному здоровью, я активистка, любительница в этой теме. Я очень много знаю в силу того, что изучаю, но у меня нет никаких профессиональных компетенций в этом смысле.

Но всё-таки расширенный суицид — это такая штука, которая происходит не из-за депрессии. Обычно это связано с другими, куда более редкими расстройствами. Когда происходят такие трагедии, почему-то полицейские и следователи во всех новостях говорят: «Мы предполагаем, что у женщины была послеродовая депрессия». Извините, это вообще не ваше место! Это диагноз, который ставит только врач, какого черта вы это делаете? Таким образом происходит демонизация депрессии. Потому что люди, естественно, предполагают, что женщина с послеродовой депрессией опасна для своего ребенка.

Общество всё еще очень детоцентрично, особенно в том, что касается детско-родительских отношений, в приоритете у всех ребенок — не мама. Мать — это приложение к ребенку, это человек, который занимается обслуживанием ребенка, взращиванием. Роль отца — это вообще отдельная тема, мы не будем сейчас ее обсуждать.

Расширенный суицид чаще всего происходит при послеродовом психозе, это совершенно другое заболевание, оно возникает во много сотен раз реже. Послеродовая депрессия происходит примерно с каждой пятой женщиной, послеродовый психоз — это 1–2 случая на 1000 родов. Когда человек в депрессии, он в первую очередь более опасен для себя, чем для окружающих. Психоз гораздо быстрее купируется, и вылечить его можно гораздо быстрее, чем депрессию, просто его важно вовремя заметить — это отдельная сложность.

Важно не путать эти два состояния. Люди это осознают еще через десятки лет, а может быть, не на моём веку. Так или иначе большинство обсуждающих тему ментального здоровья, в том числе ментального здоровья матерей, — люди, которые винят матерей разнообразными способами.

«Женщина — не человек»

— Вы рассказываете о своем опыте послеродовой депрессии в книге «Не просто устала». С осуждением приходилось сталкиваться?

— Моя книга вышла два года назад, и люди в комментариях мне желали смерти. По большому счету ничего глобально не изменилось.

Есть большое число женщин, до которых мы дотянулись. Я пытаюсь себе представить те 20 тысяч женщин, которые слушают каждый эпизод нашего подкаста «Никакого правильно»

— Как спасать родителя с послеродовой депрессией?

— Это дело близких. Но, к сожалению, из-за стигмы, из-за того, что недостаточно информации на эту тему, на близких далеко не всегда можно рассчитывать, поэтому это дело самой женщины.

Московское правительство, кстати, подключилось вдруг к информированию о послеродовой депрессии, стали брошюры об этой теме в женских консультациях класть. Там было написано, что сама женщина послеродовую депрессию заметить не может. Это, мягко говоря, неправда. Тут они как будто бы продолжают описывать женщин как людей, которые не отдают отчета себе в том, что с ними происходит. Просто как будто бы женщина не совсем человек. Сама по себе такая инициатива — хорошая, хоть какой-то разговор появляется, но из-за стыда, который испытывают женщины, даже если они понимают, что что-то не в порядке, за помощью обращаются мало.

Приложение к ребенку

— Как близким понять, что что-то с молодой мамой не так, если она сама не понимает или боится себе признаться в том, что у нее депрессия?

— Многие стараются скрывать свои непредпочитаемые состояния. Молодой маме можно задавать вопросы: «А как ты? Как настроение?» Вообще давать ей понять, что она не приложение к ребенку, а отдельный человек, чье благополучие важно для близких.

На самом деле легко понять со стороны, если расстройство тяжелое. Если она ходит грустная, не надо списывать всё на «мамочкины» тревоги, надо отнестись к ней как к человеку. Можно заметить, что есть снижение аппетита, плохо спит. Об этом тоже нужно спрашивать, это яркий маркер. Можно заметить много неуверенности в ее речи: «Я ничего не понимаю», «наверное, я плохая мать» — это тоже тревожный флажок. Даже та женщина, которая удачно пытается маскировать свое состояние, на самом деле не может не раскрыться в каких-то других моментах.

Вот, например, суицид для родственников может быть из разряда «ничего не предвещало». Но если поговорить с суицидологами или почитать исследования, можно понять, что звоночки есть, просто очень часто люди их игнорируют. Говорить — это классно, задавать вопросы — это классно, проявлять внимание и интерес — классно.

— Почему женщины не обращаются к психиатрам? Не хватает смелости?

— Не только в смелости дело, обстановка в семье может быть не такой, чтобы можно было это делать безопасно. А иногда женщине просто негде взять на это время, ресурсы. И плюс эта довлеющая идея о том, что ты должна быть матерью. То есть всё, предполагается, что тебя нет, дальше ты — аппарат по обслуживанию ребенка. Где там твои интересы? Почему они должны остаться?

К тому же, если большая часть людей находится под давлением идеи о том, что родительство — это смысл жизни, бесконечное счастье, умиление, улыбки, розовощекие малыши, ты всё время находишься в состоянии восторга, и вдруг реальность оказывается не такой, то принять тот факт, что у тебя депрессия и ты в этом не виновата, почти невозможно.

Психиатры существуют

— Как понять, что без врача никак не обойтись?

— Я поняла, когда абсолютно всерьез собралась выходить в окно и присматривалась, с какой табуретки будет удобнее прыгать. Я и до этого понимала, что мне плохо, у меня к тому моменту был уже длительный опыт психотерапии. У меня было представление, что у людей бывают депрессии и другие психические расстройства. Естественно, я и предположить не могла, что это коснется меня. И в момент, когда мои суицидальные намерения стали очень навязчивыми и труднопреодолимыми, ну и плюс к тому моменту я не спала и не ела две недели, я поняла, что мне нужен психиатр.

Тут ты еще оказываешься в информационном вакууме и ничего не можешь даже нагуглить. Плюс сложно поверить в то, что как это так, у меня что сломалась психика? Я вообще-то стабильная, устойчивая, я так готовилась к этому материнству. Но я подумала, что, наверное, если я знаю о том, что психиатры существуют, и если я знаю о том, что есть медикаментозное лечение, мне имеет смысл перед тем, как кончать с собой, хотя бы попробовать решить проблему.

— А вообще из депрессии своими силами можно выбраться?

— Депрессия может пройти сама. С другой стороны, тут есть разные степени тяжести: легкие, средние и тяжелые. Вероятность, что тяжелая депрессия пройдет сама собой, очень невелика. Без помощи можно, наверное, просто нет никаких гарантий, что выздоровеешь быстро, что это не оставит следов, что ты сможешь получать удовольствие от жизни.

Есть еще такая штука как дистимия. Про нее мало кто знает. Это такая легкая форма депрессии, с ней можно жить, она выносима, и люди к этому состоянию привыкают. Но если вдруг в какой-то момент они начинают лечение, то понимают, что вообще-то жизнь может быть другой. Дистимия — это хронический депрессивный фон, который постоянно с человеком. Живется как-то не очень. Нелеченые депрессии часто приводят к такой дистимии.

Депрессия у человека в 20 раз увеличивает риск суицида. Абсолютное большинство суицидов в мире осуществляется на фоне депрессии. Это, блин, смертельное страшнейшее заболевание! Есть ли причина его игнорировать и не лечить? Мне кажется, нет.

Мамочки

— Как понять что у тебя депрессия?

— Очень легко. Пройти Эдинбургскую шкалу послеродовой депрессии — это опросник из 10 вопросов. Можно пройти тест по шкале Бека, займет 5–10 минут времени, результат выдается автоматически — это не диагноз, конечно, но можно сориентироваться. Диагноз ставит врач.

Ничего стыдного и страшного в том, чтобы пойти к врачу-психиатру нет, хоть общество нам и навязывает, что это стыдно и страшно. Психиатр — такой же врач, как и любой другой. Другой вопрос в том, что и психиатры бывают недостаточно эмпатичными и компетентными. А тема ментального здоровья родителей непопулярная среди врачей. Это идет из-за риторики, из-за которой мы не можем не быть феминистками: «Женщины — это мамочки какие-то». Мамочки! В этом слове даже слышится, что это человек с каким-то ограниченным мышлением. То ли дело разбираться с какими-нибудь классными сложными диагнозами типа шизофрении или деменции.

Но, несмотря на это, хорошие специалисты есть, и если состояние плохое, то, конечно же, имеет смысл обращаться. Сложно, когда у тебя маленький ребенок, обратить внимание на себя. Во-первых, как бы не положено. А во-вторых, просто не хватает времени и сил. Иногда даже есть не хватает времени. Люди питаются печеньем в 7 вечера.

— Как объяснять близким, что депрессия — это не глупость, которую выдумала молодая мама, а опасная и иногда смертельная болезнь?

— Я сама задаюсь таким вопросом и недавно разговаривала с одним хорошим психиатром. Он сказал, что это не дело пациентки — объяснять такие вещи, потому что это всё упирается в недоверие близких к ней самой. Это важный вопрос доверия. Мой врач разговаривал с моим папой, который не верил, что у меня депрессия. Это очень смешно, потому что мой папа до сих пор не переубедился просто потому, что он верен своим убеждениям, но там был долгий разговор, минут на 40. Врач рассказывал, как это работает на уровне биохимии. Папа понял, что ему нечего возразить, но не поверил. Тут врачи тоже не всесильны, конечно.

Дайте почитать что-нибудь. Многие люди считают, что если есть книга, то это некий авторитет. У меня в книге есть глава для близких, я там обращаюсь к условно неверующему человеку.

Удар веслом

— По вашему опыту, что мешало и помогало на пути к избавлению от депрессии?

— Мешала стигматизация, чувство вины. Мешала идея о том, что я вообще-то мечтала быть самой классной мамой, а тут такое. Даже не рядом со своим ребенком, полгода не вместе. Помогала поддержка, осознание, что мой ребенок в порядке, что меня никто не хочет расчленить и больше никогда не иметь со мной никакого дела. Из моих близких никто меня не осуждает. Помогала возможность спать в больнице. Антидепрессанты и нейролептики тоже помогали (смеется).

— Вы говорите, что полгода были в разлуке с сыном, почему?

— Я была в психиатрической больнице. Лечилась долго, у меня была тяжелая депрессия. Я, кстати, не уверена сейчас в ретроспективе, что это был единственный вариант, но так сложилось, и мои врачи считали, что это единственный верный способ, и я лечилась.

— А какие были представления о материнстве до родов?

— От убеждения, что материнство — это предназначение женщин, я к своим 30 годам уже отказалась. Но у меня было ощущение, что я реализуюсь в материнстве, что это мое, что здесь я смогу быть молодцом. Несмотря на то, что я знала, что не всё так просто, я готовилась. Я не могла предположить, что меня ударит таким большим веслом.

— Как у вас сейчас выстраиваются отношения с ребенком?

— В моем случае сложно. Был довольно долгий период, когда он относился ко мне как к неблизкому человеку, потом этот период закончился. Я знаю, что своим психическим расстройством и тем, что я не была рядом с ним в момент его младенчества, я создала для него повышенные риски. Есть достоверная корреляция между послеродовой депрессией матери и ростом риска депрессивных расстройств у ребенка в будущем. Это просто то, с чем я живу. Наши возможности контролировать то, что происходит с нашими детьми, на самом деле не очень велики. Это вот главная правда о родительстве, которую я за эти годы для себя приняла.

Я не сомневаюсь в том, что мой ребенок меня любит, я его люблю, и вместе нам хорошо. Мне очень важно, чтобы мой ребенок меня не боялся. Я боялась своих родителей и очень хорошо помню, что в этом хреново жить. И вот я знаю, что он меня не боится, что он меня воспринимает как место безопасности, принятия, ему можно со мной себя плохо вести, и я думаю, что это довольно важно. Но тем не менее в его раннем детстве и моем материнстве есть такое большое неприятное событие, которое останется фактом нашей биографии.

Сейчас моя задача — подробно, когда будет возможно, об этом поговорить. В том числе сказать, что я очень об этом жалею, потому что мне бы хотелось, чтобы реальность была другой. Самое важное — он знает, что любим и ценен сам по себе.

Идеальные родители — это страшновато

— Часто в Инстаграме мы видим блогеров — идеальных матерей, которые показывают только положительные стороны родительства. Это вредит всем остальным?

— Это плохо влияет на всех. Учебники по тому, как надо жить, меня очень смущают. Это уже предмет исследования большого количества ученых, почему неправдивая реальность чьей-то жизни на нас так влияет и порождает много чувства вины. Я прочитала на американском сайте о родительстве такую мысль, что «я мыслю — значит я существую» — формула, которая идеально переносится на родительство: «Я родитель, значит я испытываю чувство вины». На нас со всех сторон давит картинка идеального материнства — это тяжело. Большие требования к себе усугубляют ощущения собственного несовершенства, поэтому наш проект сейчас называется «Никакого правильно». Мы очень хотим донести идею о том, что никакого универсального способа быть хорошим родителем не существует. Мне кажется, что недостатка с плохой самооценкой у людей нашего поколения как будто бы не наблюдается. Мы и так все не очень-то к себе относимся, особенно женщины.

Есть визуальное очень стандартное изображение образа родительства и семьи. Можно зайти в какой-нибудь фотобанк и посмотреть, что там есть по слову «mom» или «family» и посмотреть на эти картинки, где люди умиленно улыбаются. Еще вспомнила логотип известного в России сока. Там четыре человека: мужчина, женщина и двое детей — все одинаковой «картонной» улыбкой смотрят в объектив, и эти улыбки немного выглядят как вампирские оскалы, а глаза такого неестественно голубого цвета. Выглядят они по-настоящему устрашающе (смеется). Вот это как будто бы и есть для меня такая квинтэссенция описания идеальных родителей. Идеальные родители — это страшновато.

Внимание на себя

— Что почитать на тему психических расстройств?

— В Инстаграме мы делаем посты вместе с моей близкой подругой Настей Чуковской. Это правнучка Корнея Ивановича Чуковского, у нее блог про детские книги, она очень глубоко в теме детских книг. Настя присылает мне разные тексты с обзорами на книжки, которые вообще-то для детей, но каким-то образом затрагивают тему депрессии, и это очень клево, потому что, оказывается, есть книги, которые детям рассказывают про депрессию. Вау! У нас есть тег в Инстаграм #бережноксебе_книги, и мне кажется это хорошим способом и самим начать изучать эту тему. Детям тоже можно рассказывать, что бывает по-разному.

Есть хорошая книжка «С ума сойти», это путеводитель по психическим расстройствам для жителей большого города — хороший обзор, который писали люди такие, как я, журналисты-активисты. Можно прочитать «Миф о красоте», «Биологию родительского поведения» Роберта Сапольски.

— Есть такое личное наблюдение, что в теплых, например, азиатских странах к чужим детям относятся с большой любовью, а в России нет, люди как будто ненавидят людей с детьми. Почему?

— Солнца мало! (смеется). Есть же ученые, которые измеряют индекс счастья, и он коррелирует с количеством солнечных дней. Не знаю, страна у нас такая замученная (слово изменено. — Прим. ред.) историей своей и современностью. Всё очень непросто. Было бы классно, если бы мы относились друг к другу с эмпатией. Идем ли мы к этому? Я думаю, что да.

— Есть хорошие тенденции в родительстве?

— Я вижу, что родители стали больше внимания обращать на себя, и считаю, что это суперкруто и важно. И хочется, чтобы этого становилось больше. Потому что обращать внимание на себя и заботиться о себе вовсе не значит обращать меньше внимания на ребенка и меньше о нем заботиться, скорее всего, как раз наоборот.

женщина самоубийца

— Почему люди убивают себя?

— Суицид в целом — это состояние социально-психологической дезадаптации, которое возникает из-за какого-то конфликта. Конфликт может быть межличностным или внутриличностым. Но в любом случае человек не может найти иного выхода, кроме как уйти из жизни.

Мужчины заканчивают жизнь самоубийством чаще, чем женщины. Женщины чаще используют суицид как демонстративный шантаж: поцарапают себя где-то, лежат, достают таблетки.

Мужчины в большинстве случаев доводят дело до конца, и обычно вешаются.

Самоубийства совершают и психически здоровые люди, но чаще — люди с пограничными нервно-психическими расстройствами.

— Это какие?

— Мы их называем психическими расстройствами первой оси (детальнее об осях читайте тут. — Прим. ред.), это расстройства, которые сопутствуют ряду заболеваний. Например, основное заболевание у человека — алкоголизм. Но у него также может возникнуть депрессия. Алкоголизм плюс депрессия — и риск суицида резко повышается. У больного шизофренией то же самое.

— А нарциссическое расстройство личности?

— Это вторая ось. Любое расстройство личности, конечно, повышает риск самоубийства.

Но существует два расстройства личности, которые наиболее суицидоопасны. Первое — это пограничное расстройство личности.

В отечественной классификации это называется эмоционально-неустойчивое расстройство личности. Из-за эмоциональной неустойчивости у человека возникают очень резкие перепады настроения, мир он воспринимает как черно-белый, и этот человек весьма категоричен — для него «всё или ничего».

И второе — это как раз нарциссическое расстройство личности, но тут всё довольно сложно. Потому что любое расстройство личности имеет классификацию. Они, грубо говоря, могут быть легкими, умеренными и тяжелыми. И если у человека тяжелое нарциссическое расстройство личности, любое событие, которое ставит под сомнение значимость, важность этого человека, его грандиозность, вызывает у него стыд или зависть. И порой, чтобы избавиться от стыда, человек решает уйти из жизни.

Кроме того, у некоторых людей есть те или иные поражения головного мозга, черепно-мозговые травмы. Это тоже увеличивает риск суицида.

В группе наибольшего риска находятся эмоционально неустойчивые мужчины, у которых есть повреждения головного мозга и которые попали в кризисную ситуацию.

— В каком возрасте люди чаще заканчивают жизнь самоубийством и к какой среде они причастны? Допустим, в кризисной ситуации скорее покончит с собой образованный человек, который занимается творческим трудом, или рабочий с завода, который ушел из школы после 9-го класса?

— Если говорить о возрасте, то в группе риска люди юношеского возраста (15–25 лет), молодого (26–40 лет) и пожилого. Если говорить о социальных факторах, то не столько уровень образования, сколько бедность или другие финансовые проблемы, долги например, — серьезные детерминанты суицидального поведения.

— А излишний перфекционизм не может повлиять? Человек уверен, что он всегда должен быть сильным, контролировать свои чувства, в итоге прячется за фасадом успеха, пока не ломается.

— Перфекционизм, безусловно, влияет на суицидальное поведение. Но большую роль здесь всё же играет своеобразие мышления: склонность к поляризации, черно-белому суждению.

И у нас только в последнее время стал распространяться этот самый перфекционизм, и то лишь в некоторых кругах, в так называемом среднем классе. Все-таки российская культура отличается от культуры Западной Европы, где всё должно быть строго по полочкам. У нас культура Емели, который лежит на печке и думает: «Авось что-нибудь да произойдет». Поэтому всё-таки, мне кажется, для человека нашей культуры важнее не просто изолированный перфекционизм, а стечение обстоятельств.

— Грегори Зилбург говорил о попытке самоубийства как о «парадоксальном самоутверждении» ослабленного «я». Что вы об этом думаете?

— Это витиеватая формулировка. Но если мы посмотрим на самоубийство с психоаналитической позиции, то, конечно, слабость эгофункций может на это повлиять.

Это значит, что человек очень много тревожится, но у него слабые защитные механизмы. И поэтому он не способен эту тревогу переработать с помощью таких зрелых защитных механизмов, как рационализация, интеллектуализация, сублимация. А использует примитивные, самый примитивный из которых — расщепление.

То есть «мир хороший, я плохой, я не должен быть в этом мире» или «все козлы, один я Иван Царевич — мне здесь не место».

И в этот момент у пациента возникает иллюзия контроля, хоть какого-то контроля; если он не контролирует ничего, то хотя бы может контролировать решение жить или умереть.

— Если наш друг говорит, что он хочет покончить с собой, как с ним надо общаться, что ему говорить? Вот ситуация: один мой знакомый пытался повеситься. Но люстра оборвалась. Говорит, что не мог найти выход, от всего устал. К жизни сейчас относится как к череде обязанностей, и он уже планирует следующее самоубийство.

— Я думаю, вы лично что-то глобальное сделать не сможете. Единственное, нужно как-то донести до него мысль, что он не одинок и что его могут понять. Вам стоит приложить усилия, чтобы найти человека, который ему больше поможет. Я говорю о психологах, психиатрах, специализированных службах, даже священнослужителях.

— И окружить общением?

— Я не сказал бы, что вам нужно окружать его общением, потому что тогда вы возьмете на себя больший груз. Если он совершит самоубийство, у вас возникнет чувство вины: вот вы что-то делали, делали, но всё равно не смогли спасти человека.

Сделайте максимум, чтобы предоставить прозрачную помощь: «Ты не можешь найти психолога — давай я тебе найду, узнаю, может ли он помочь в твоей ситуации, и если я получу гарантию, что это квалифицированный специалист с опытом, давай ты попробуешь?»

Это одно из золотых правил психотерапии — «Давайте это попробуем».

— А если он будет говорить «жизнь для меня больше неинтересна, зачем кому-то мне помогать, зачем меня переубеждать, я уже все решил»?

— По-разному бывает. В своих работах Кант говорит о так называемом категорическом императиве, звучит примерно так: каждая максима моей души может стать всеобщим законом. Если при столкновении с трудными жизненными ситуациями каждый человек будет совершать самоубийство, общество перестанет существовать. Так что с помощью сократического диалога, с помощью апелляции к самым простым и логическим схемам, конечно, можно помочь человеку вместо черного и белого (жизнь и смерть) увидеть если не богатую палитру, то хотя бы какие-то оттенки.

— А можно как-то обмануться в своих ощущениях? Вот я думаю, что уже на пороге суицида, но на самом деле я лишь играю в это?

— Сам человек не может про себя это понять, он верит в это, потому что это бессознательное поведение. Но мы, наверное, если знаем человека давно, можем спрогнозировать, реально ли человек готов уйти из жизни или он лишь привлекает к себе внимание. Но я не рисковал бы. Человек, который уже начинает угрожать… Вы должны понимать, что самоубийство — это не немой феномен. Человек, который находится в таком состоянии, постоянно транслирует определенные сообщения, призывы о помощи, и делает он это разными способами.

— Какие сообщения, например?

— Если вы обладаете минимальной эмпатией, у вас сразу зазвенит звоночек: «А почему он говорит о смерти так много, почему так много в его суждениях черных красок, и не только в суждениях, но и в социальных сетях?» А после этот человек может не просто говорить о смерти, но рассказывать о самоубийстве.

— Это уже на фазе планирования?

— Там действительно выделяются фазы. Первая — когда хочется заснуть и не проснуться, лишь бы выключили свет — и всё это прекратилось. На последующих фазах у человека появляются отрывочные суицидальные мысли и разработка этих мыслей: как это лучше сделать, чтобы было эффективнее. А финальная — когда человек идет в магазин и покупает там то, чем собирается воспользоваться.

Мы должны больше об этом говорить, чтобы правильно выявлять группы риска, чтобы заботиться о людях. Как говорил Фрейд, все проблемы из детства. Судя по всему, это так.

Важно, в какой семье человек растет, как его воспитывают, как общаются родители с ребенком, как критикуют, насколько много в семье негативных эмоций, какой уровень заботы, контроля и т. д. Неблагополучные семьи — это наш бич, и должна быть какая-то политическая воля, чтобы это признать и начать с этим как-то работать.

Иначе дети вырастают с разными расстройствами личности, с желанием наполнить себя любовью, потому что больше никто не наполняет. А потом какой-нибудь юноша, которой не получил достаточное количество заботы и тепла в семье и теперь испытывает чувство пустоты, попадет, допустим, в стрессовую ситуацию (с одноклассниками поссорился, с девушкой). Как он наполняет свою внутреннюю пустоту? Расстреляв весь свой класс из винтовки, совершив самоубийство или перейдя на наркотики — спектр очень широкий. И это страшно.

— Склонность к суициду может передаваться по наследству?

— Исследования такие проводятся, но я считаю, это ложный путь. Потому что суицид — главным образом социально-психологическое явление. Но, конечно, находят какие-то биологические маркеры, корреляция есть. Например, вот та же склонность к черно-белому мышлению может передаваться по наследству.

— А как отличается страх смерти здорового человека и человека, который уже муссирует идею покончить с собой?

— У нас вызывает страх то, что угрожает нашей жизни или здоровью. Но у некоторых представление об опасности переворачивается, например, возникает идея, что жить — опасно, потому что мир вообще опасен, а умереть — это избавление, спасение. В такой ситуации и страх инвертируется — инстинкт самосохранения, конечно, притупляется.

— Что человека может остановить? Допустим, я уже закидываю веревку, вяжу узел, о чем мне стоит напомнить себе, чтобы одуматься и остановиться?

— Как ни парадоксально, многие не совершают самоубийство, потому что не хотят выглядеть после смерти некрасивыми. И это правда так. Не существует способа самоубийства, который был бы эстетичным: люди захлебываются рвотными массами, у них возникает непроизвольное мочеиспускание и т. д.

Некоторых также останавливает страх боли. Есть много случаев, когда человек остался инвалидом. К нам периодически приходят с переломами рук и ног.

Далее, когда вы закидываете веревку или держите лезвие, подумайте о близком вам человеке, с которым у вас есть эмоциональная связь. Подумайте, что есть хотя бы один человек, который вас поймет. Если у вас есть дети, подумайте о ваших родительских обязанностях или об ответственности перед пожилыми родителями. Вспомните про свои явные таланты, которые вы можете реализовать, став успешным или помогая обществу. Вспомните про планы, про то, что вы использовали еще не все жизненные возможности. Религиозные люди могут вспомнить, что самоубийство — это грех.

— А некоторые говорят, что так они быстрее соединятся с Богом.

— Пусть лучше читают священные писания, там объяснено, что так переворачивать смысл нельзя.

— А вот веревка оборвалась, выстрелил как-то криво. Как после этого люди относятся к жизни и смерти в большинстве случаев?

— По-разному бывает. Кто-то одумывается, у некоторых включается религиозное чувство, они выходят на какой-то новый духовный уровень, говорят себе, что это Божье провидение — надо жить. Для кого-то, наоборот, — не получилось так, надо найти другой способ.

— Когда я сказала про своего знакомого, который снова планирует суицид, вы так оживились, будто это популярная история.

— Да, потому что подобный опыт во много раз увеличивает вероятность его повторения.

Если уж говорить о профилактике самоубийств, то ее нужно начинать с группы людей, которые уже совершили неудачную суицидальную попытку, потому что, скорее всего, они ее повторят.

Может быть, они эту затею оставили бы, если бы по каким-то волшебным причинам у них разрешились их психологические проблемы. Но, как показывает практика, не разрешаются.

— Значит, отрезвление «что я сейчас сделал?» появляется редко?

— К большому несчастью, не так часто.

— Как вы спасаете пациентов от суицида в вашем центре?

— Сначала мы быстро вычленяем антисуицидальные факторы и максимально их культивируем здесь и сейчас, выводим на уровень осознания. Когда кризис миновал, убираем какие-то медицинские факторы, допустим, работаем с депрессией, а потом психотерапевт выступает как садовник: осторожно поощряет позитивные антисуицидальные факторы. Поощряет пациента заниматься тем творчеством, которым он уже занимался (не что-то новое, нет), говорит: «Так, у тебя всё получается, давай дальше» — он дает ему максимальную поддержку. И параллельно он убирает просуицидальные факторы, вот это черно-белое мышление, учит видеть оттенки, обогащает социальные навыки: расширяет социальный круг, учит просить о помощи, показывает, что у всех людей есть проблемы, и они решают их не через суицид, другими способами.

— Как вы показываете, что в мире много оттенков?

— Существуют психотерапевтические техники.

Мы учим распознавать собственные мысли, фиксировать их, например вести дневник, а потом мы эти записи вместе анализируем, смотрим, насколько обоснованы эти мысли, насколько они рациональны, нет ли в них противоречий. И с помощью формальной логики мы выводим, что ряд мыслей не соответствует реальности и тем самым вызывает негативные эмоции и деструктивное поведение.

Мы помогаем человеку найти альтернативные мысли, и он их находит. Оказывается, что вокруг него не только черное и белое.

— А было, что пациент говорил, что он видит причину в одном, а когда вы его раскручивали, оказывалось, что дело совсем в другом?

— Пациенты не приходят с какими-то ответами и анализами: «Вот, доктор, дела обстоят так, лечи». Они приходят с душевной болью и просто хотят каким-либо образом ее убрать. И как говорил Фрейд в письме Юнгу, психотерапия — это лечение любовью. В этом смысле если мы не вульгаризируем и не извращаем эту фразу, то, конечно, эмпатия и понимание — это первый шаг.

И это очень большая многогранная работа, нет такого: он пришел, плачет, совершил суицидальную попытку, а я ему сказал: «Возьми себя в руки!» И он поверил мне и взял себя в руки. К несчастью, это не так.

Этот процесс — не педагогика.

Но во время психотерапии пациент получает новый опыт: можно общаться с другим человеком, и он не будет отвергать, критиковать, давить.

И каждый раз психотерапевт предоставляет инструменты, чтобы пациент смог реально справиться со своими жизненными проблемами.

— У многих из нас есть нарциссические черты, порой возникают депрессивные настроения, тяжелые периоды в жизни. Как научиться себя беречь, чтобы не довести до суицида?

— Это большая тема, потому что забота о себе — центральная вещь. Легко сказать: больше рефлексируйте, но те же люди с черно-белым мышлением могут перегнуть палку и стать гиперрефлексивными, ипохондриками. Надо изучать себя, надо интересоваться собой. И не просто для себя, а в контексте межличностных отношений — для кого-то. Личность — это не просто набор личностных черт, это еще и система отношений.

От автора: Данная статья была опубликована в сборнике конференции "Актуальные проблемы военной психиатрии", СПб, 2011, с. 220-221 в соавторстве с проф. Нечипоренко В.В.

СУИЦИДАЛЬНЫЕ ПОПЫТКИ ЖЕНЩИН, СОВЕРШЕННЫЕ ПУТЕМ ПЕРОРАЛЬНОГО ОТРАВЛЕНИЯ

Несмотря на многочисленные исследования суицидального поведения, суицидальные попытки женщин до сих пор остаются недостаточно изученными. Женщины в 3 – 4 раза чаще мужчин совершают суицидальные попытки, причем они используют более «мягкие» способы суицидальных действий. Это обусловлено тем, что суицидальные попытки совершаются ими не с целью умереть, а чтобы привлечь внимание к своим проблемам, повлиять на близких. В дальнейшем суицидальные попытки могут повторяться и закончиться летальным исходом. Около 20 – 60% женщин покушавшихся на самоубийство, в течении 3-х лет предпринимают повторную суицидальную попытку (Положий Б.С.,2008).В последние годы изучения суицидального поведения женщин несколько активизировалось. Целый ряд авторов (Положий Б.С., Васильев В.В.,2009; Будкова Т.В., Бадалян А.В., Саркисов С.А. и др.,2010; Васильев В.В., 2010; Панченко Е.А.,2010) подвергли изучению различные аспекты суицидального поведения женщин: их отличие от мужского суицида, значения роли семейно-личностных конфликтов, как ведущего мотива суицидального поведения женщин. При этом суицидальное поведение рассматривалось как процесс, имеющий динамический характер развития и течения.

Было обследовано 32 человека, совершивших суицидальные попытки путем отравления, поступивших по скорой помощи в отделении реанимации клиники военно-полевой терапии Военно-медицинской академии. Среди обследуемых преобладали женщины (75% ), в возрасте 18 – 29 лет (50% ), имеющие среднее и средне-специальное образование (83,3% ), находившиеся в браке (62,5% ), из них 66,6% имели детей. Суицидальные попытки совершались 62,5% обследованных путём приёма различных доз транквилизаторов. В 66,6% случаев это был феназепам. Перед совершением суицидальной попытки 12,5% женщин употребляли алкоголь. Обращение за медицинской помощью, как правило, осуществлялось родственниками. Наличие детей не всегда являлось антисуицидальным фактором. Мотивами суицидального поведения у женщин являлись: семейные конфликты ( 54,2% ), материально- бытовые (29,2% ), интимно- личностные (16,6% ). Зачастую мотивами суицидальных попыток являлись : измена, развод, несправедливое отношение и неудовлетворенность партнёром, половая дисгармония, одиночество, материальное неблагополучие. Молодой возраст, отсутствие жизненного опыта вызывали затруднение в социальной адаптации, преодоление жизненных трудностей. Женщины, вступавшие в брачный союз, не относились к нему серьёзно, рассматривали его удобный вариант с красивым оформлением, новизной. В дальнейшем они пытались перенести свою ответственность за организацию семейного очага на другие лица ( мужа, родителей, родственников ).

У обследуемых были выделены следующие типы суицидальных попыток : аффективные (75% ), демонстративно- шантажные (16,7% ), истинные  (8,3% ). Наиболее часто у женщин выявлялись аффективные суицидальные попытки, в формировании которых выделялись 3 этапа: досуицидальный, пресуицидальный и суицидальный.

Для досуицидального этапа характерно начало развития семейного конфликта, подозрение в измене, неудовлетворённость партнёрскими отношениями. Определялась наследственная отягощённость, неправильное воспитание, появлялась тревожность, эмоциональная лабильность, фиксация на семейном неблагополучии, «избегающий» тип реагирования на стресс.

На пресуицидальном периоде: нарастало эмоциональное напряжение, конфликт по данному поводу, пессимистически оценивалось будущее, возникала угроза одиночества. Неблагоприятные социальные и личностные факторы приводили к хронической дезадаптации индивида. Как правило, существовал дополнительный фактор по типу «последней капли», который приводил к внезапной реализации суицидальных намерений или высокой аффективной напряжённости.

На этапе реализации суицидальных замыслов в случае отсутствия поддержки окружающих совершалась суицидальная попытка.

При опросе суициденты отрицали стремление к повторной суицидальной попытке – 45,3%, определились по отношению к суицидальному акту 33,3%, намеревались повторить суицидальную попытку – 21,4%. Для объективизации повторного суицидального риска использовались: опросник оценки суицидальности (Poeldinger W., Winder J., 1986 ), тест суицидального риска (Юнацкевич П. И., 2002 ), шкала оценки угрозы суицида (Ромек В. Г., Конторович В. А., Кругович В. И., 2004 ). Установлено, что женщины на словах преуменьшают стремление к осуществлению к повторной суицидальной попытке.

Таким образом, основным мотивом суицидальной попытки у женщин были семейно-личностные конфликты (развод, измена, уход мужа, неудовлетворённость партнёром ), а способ их совершения – медикаментозное отравление. В большинстве случаев у обследуемых не было желания расставаться с жизнью, а имело место попытки «забыться», «уйти» от конфликта. В постсуицидальные периоды тестовыми методиками высокий и средний риск повторной попытки был выше, чем об этом заявляли обследуемые, соответственно 37,5% и 20,8%. Расхождение данных о повторном суицидальном риске необходимо учитывать при проведении психопрофилактических мероприятий. Знания закономерности развития аффективной суицидальной попытки в дальнейшем помогут вовремя распознать и будущем предотвратить развитие суицидального процесса.