Болезнь дарьи донцовой

Ирина с мужем Олегом начали изучать возможности лечения за рубежом, однако консультация врача убедила их остаться в иркутском онкологическом диспансере. Ирине была назначена предоперационная химиотерапия. Волосы не выпадали до самого последнего сеанса, но в одно утро Ирина провела рукой по голове - и на ладони остался целый клок. Олег сказал: «Пойдем тебя побреем». Это был один из самых эмоционально тяжелых моментов лечения. 

К сожалению, в случае Ирины не удалось совместить удаление и реконструкцию груди из-за лучевой терапии, которая последовала после мастэктомии. Грудь с имплантом нельзя облучать, поскольку он может деформироваться, поэтому целый год после удаления молочной железы Ирина ходила с протезом. Ситуацию омрачала и невозможность вернуться к привычной жизни. Так, Ирина не могла ходить в бассейн, поскольку в их городе нет залов с закрытыми кабинками, где можно переодеться, не привлекая внимания.

Через год Ирина прошла лучевую терапию и восстанавливалась. Перед реконструкцией груди необходимо было провести контрольное обследование, чтобы убедиться, что рак отступил. Остеогаммасцинтиграфия (сканирование костей) выявила очаг в области переднего отрезка второго ребра справа, хотя онкомаркер и лабораторные показатели были в пределах нормы. Ирине назначили дополнительную томографию, и это стало очередной проверкой на прочность, ведь все могло начаться заново. К счастью, все оказалось в порядке, и хирург допустил Ирину до операции.

«Победить рак нелегко, — говорит в проекте TLC онколог Виктория Дворниченко. — Однако не надо бояться искать рак. Надо бояться не найти его вовремя». Возьмите за привычку регулярно посещать маммолога и смотрите вдохновляющие истории сильных женщин в программе «Моя вторая жизнь» на TLC по воскресеньям в 22:00.

Фото: Михаил ФРОЛОВ

- Больше всего людей на планете умирает от сердечно-сосудистых заболеваний. Есть и другие опасные болезни. Но только над раком висит этакий рок, фатальность: мол, если заболел - это конец. Ты не жилец!

Махсон: - Такое распространенное мнение - ошибка. Действительно, в настоящее время смертность от злокачественных опухолей стоит на втором месте. Если обратиться к статистике, чуть больше полумиллиона человек в России ежегодно заболевают раком, и порядка 290 тысяч каждый год от злокачественных опухолей умирают. Это в десятки раз больше, чем, скажем, смерть от автомобильных травм. Но сейчас благодаря успехам медицины рак перестал быть фатальным заболеванием. Во многом исцеление зависит от стадии болезни. Почти любая опухоль, если выявляется на ранней стадии, то 90-91, до 98% мы можем вылечить.

Возьмем рак молочной железы. Когда опухоль меньше сантиметра, то до 98% вылечиваем. Если вторая стадия, то будет 70%, может, чуть больше. Третья – хорошо, если 50%. Но тут уже совсем другие затраты и время лечения. А четвертая – 18% исцеления. Поэтому основное – выявить рак на ранних стадиях. А это зависит только от людей.

После 45 лет раз в два года в Москве каждая женщина может сделать маммографию, которая позволяет выявить опухоль на ранней стадии. Выявили – достаточно небольшой операции, и 91% поправился, добавили лекарственное лечение, и там до 95-98% мы можем вылечить. Правда, при раке поджелудочной железы более худшие результаты, но зато он и встречается значительно реже.

В чем проблема фатальности? Если человек умирает от рака, то все знают причину.

- Те же СМИ добавят- «умер от неизлечимой болезни».

- А вот тех, кого мы вылечили от рака, практически никто не знает. Потому что человек, заболев злокачественной опухолью, об этом не распространяется. Что происходит за границей? Даже известные люди, политики, артисты признаются: да, у меня был рак, я лечился. И когда окружающие видят, что он живет, активно работает 5-10 лет, совсем другая атмосфера.

- Де Ниро делали операцию на простате, Бушу-младшему удаляли опухоль на лице.

- Я был в Японии, там общество создано по раннему выявлению рака. Врач говорит: у меня 10 лет назад выявили опухоль желудка, ее удалили, я работаю. И там никто этого не скрывает. Поэтому нет такой фатальности, как у нас.

- Писательница Дарья Донцова - Ваша пациентка, Анатолий Нахимович?

- Наша. Начала лечиться в 89-м. Я тогда еще заведовал отделением в 62-ой больнице. В нашем отделении она лежала. 23 года прошло!

- И Донцова не скрывала, что перенесла онкологию. Как и Кобзон. Весной 2004 года певец признался «Комсомольской правде»: «Опухоль была злокачественной, но теперь я здоров!». Эту фразу мы тогда вынесли на обложку.. В интервью Иосиф Давыдович подробно рассказывал мне о своей болезни, как с ней боролся.

- Много таких! Есть больной, которого еще мой отец оперировал в 1976 году. У него была саркома бедренной кости. Ногу пациенту сохранили, он ходит. Давно живет в Греции, но периодически приезжает к нам показаться, провериться. К сожалению, о таких исцеленных долгожителях мало кто знает. Отсюда повторяю, фатальность диагноза – рак.

- Вот и звучит он как приговор.

- Вторая распространенная ошибка в народе: врачи обнаружили у пациента опухоль, предлагают лечение, а он отказывается. Предпочитает ходить к целителю. Год-полтора ходит. Опухоль развивается до 4 стадии. Он возвращается к врачу. Но часто медицина в таких запущенных случаях уже бессильна.

- Это трагедия популярного артиста Яна Арлазорова. Боялся категорически идти к врачу, предпочел целителя, голодание. Хотя тот же Кобзон уговаривал обратиться к официальной медицине. Когда Арлазоров решился, было поздно.

- И таких печальных примеров я могу привести много. Понимаете, в чем дело? Со злокачественной опухолью можно ничего не делать и прожить 2-3 года. Вот целители этим и пользуются. Говорят родственникам – «Но я же продержал больного целых 1.5 года!». На самом деле они просто переводят первую стадию в третью или четвертую. Лишив больного шанса на спасение. Как это случилось с Яном Арлазоровым. А если человек пришел с самого начала в больницу, то достаточно бывает простого лечения, чтобы он потом поправился и был здоров.

- Поэтому надо идти к врачу!

- Надо идти, делать профосмотры. И если у тебя выявили опухоль, не нужно надеяться на целителей. Я не видел ни одного реального целителя, который бы помог нашим больным. Хотя и не отрицаю, что они могут быть. Но, к сожалению, большинство - это шарлатаны, которые стригут на беде большие деньги.

- Вы недавно стали главным онкологом столицы...

- Полгода назад.

- И уже начали резкую реорганизацию онкологической службы Москвы. Ходят слухи, даже панические. Что происходит на самом деле?

- В СССР еще в 1946 году была создана самая эффективная система лечения и наблюдения онкологических заболеваний. Диспансер. Когда больной обследуется и стационарно лечится в одном учреждении. Выявили опухоль, потом отлечили. Если нужно, он продолжает амбулаторное лечение в этом же диспансере. Появляются проблемы - его кладут в стационар. И в России эта система действует везде, кроме Москвы. А почему? Потому что нет такого диспансера, который бы мог обеспечить лечение в мегаполисе, где 12 миллионов жителей. Не может принять всех и наша специализированная больница №62, созданная в 1959-м. Поэтому сложилась такая безумная система: 21 онкологическое отделение в поликлиниках столицы, где нет современного оборудования, возможностей для лечения. Первый этап реорганизации системы - соединение 2-го диспансера с 62-й больницей. Это почти 2 миллиона жителей, 2 округа – Северный и Северо-Западный. Сейчас этот диспансер стал поликлиническим отделением 62-й больницы. Поймите, нельзя сделать квалифицированное учреждение из диспансера, где нет практически ничего современного. Нет компьютерного томографа, нормального рентгена, оборудования и т.д.

- И прикрепленные сюда пациенты вынуждены сами искать, где в Москве сделать ту же компьютерную томографию и прочие анализы.

- Нет электронной истории болезни! Вот мы пришли и столкнулись с тем, что не можем получить точных данных, сколько же больных получают химиотерапию, с какими стадиями, ничего непонятно. Сейчас одновременно идет реорганизация диспансера, идет его оснащение. Сейчас это поликлиническое отделение 62-й больницы. В марте-апреле должен быть туда поставлен компьютерный томограф, современные ультразвуковые аппараты, сделаем дневные стационары урологии, химиотерапии, стационар заболеваний головы-шеи. Много чего еще задумано. Я думаю, что к концу года мы с этим справимся. В результате что должно получиться? Больной приходит сюда, полностью здесь обследуется за 7-10 дней. Когда будет понятно, как его лечить, пациент автоматически ставится на очередь в 62-ю клинику. Пришел, мы его лечим, оперируем, делаем необходимые процедуры. Назначаем лечение, лекарства в поликлинике (бывшем 2-м диспансере). Проходит там же диспансерное наблюдение. Какие-то проблемы возникли - он должен прийти в 62-ю больницу. И теперь есть человек, который отвечает за обследование, диспансерное наблюдение и лечение больных как минимум в двух округах Москвы. Это почти 2 миллиона жителей. Это главный врач 62-й больницы.

- То есть, вы, доктор Махсон?

- Да. Такие же подразделения мы создадим во всех других округах столицы. Оснащены они будут по одному типу.

- И курировать все будет тот же самый доктор Махсон, уже в качестве главного онколога столицы?

- Совершенно верно. Это была инициатива нового руководителя Департамента здравоохранения Москвы Печатникова Леонида Михайловича. Он правильно сказал, не может поликлиника существовать отдельно от стационара, они должны быть объединены. Потому что одна цель – поставить диагноз, вылечить, потом амбулаторно лечить. И в результате должна быть единая электронная база и регистр. И все эти базы должны передавать данные в этот регистр единообразно. Тогда мы будем знать, сколько у нас больных, какие у них стадии, какие нужны лекарства. Можно будет нормально планировать закупки лекарств для онкологических больных Москвы.

- Сейчас проблема лекарств стоит очень остро!

- Попробуем ее решить. Главное, чтобы всю необходимую помощь онкобольной получал в одном месте! Моя задача, я считаю, как главного онколога сделать так, чтобы в каждом округе столицы онкоцентр был одинаков по оборудованию, квалификации врачей и персонала, отношению к больным. Потому что сейчас многие хотят в 62-ю. Но не можем мы всю Москву взять! Эта задача значительно сложнее. Потому что многие учреждения находятся в тяжелом состоянии, в отличие от нас. Но сейчас выделены очень большие деньги, руководство департамента, можно сказать, повернулось лицом к онкологии. Я не обещаю, что это будет за год, но, думаю, за 2-3 года мы должны справиться, чтобы выровнять уровень онкологической помощи в Москве, всех одинаково оснастить.

- Да, нелегкие задачи перед вами стоят.

- Нелегкие. Но возможности появились. Я в 62-ю онкологическую больницу пришел в 72-м году, с 90-го года я тут главный врач. И таких финансовых вливаний, таких возможностей по оснащению, по ремонту за все эти 40 лет не было. Я не скажу, что нет проблем, но таких возможностей для поднятия онкологической службы города еще не было. Благодаря, естественно, новому мэру, новому руководителю департамента все изменилось. Например, у нас проблема была с радиологической службой. Я писал годами, что нам нужно менять технику. За этот год получаем три линейных ускорителя, три гамма-аппарата, много другой современной аппаратуры. Это всё дорогостоящая техника. И за этот год будет переоснащаться вся радиологическая служба города. Этого не делалось многие годы. У нас до сих пор аппараты 90-го года есть, 89-го. Они не служат столько, а мы работаем на такой технике. Вот сейчас все будет меняться. Так что мы смотрим с оптимизмом в будущее московской онкологии.

- Анатолий Нахимович, пресса обычно вспоминает про онкологов к 4 февраля, Международному дню борьбы с раком. А давайте проведем «Прямую линию» с читателями «Комсомолки», радиослушателями нашими, телезрителями. Видите, у нас в «Комсомольской правде» тоже возможности расширяются! Наверняка вопросов к вам будет много. И не только от москвичей.

- Я готов. Это очень важно - с помощью «Комсомолки» довести до людей, что, во-первых, рак это не безнадежно, во-вторых, очень важно придти к врачу вовремя и, в-третьих, не надо ходить к знахарям. Потому что вы потратите деньги и упустите время. Поговорим конкретно и про модернизацию онкологической службы в Москве.