Правила жизни esquire том харди

На часах полдень. Том Харди стоит около зоомагазина Pets at Home в лондонском районе Ричмонд и уговаривает меня стащить крышку от круглого аквариума, засунув ее под блузку.

— Никто не заметит! — говорит он. — Все просто решат, что ты на третьем месяце беременности.

Я на 90 процентов уверена, что он шутит, и на 75 — что этого не сделаю. Но Том Харди — профи в искусстве убеждения. Да и моя блузка довольно просторная — крышка от аквариума поместится без проблем. С каждой секундой моя уверенность в том, что я на это не пойду, тает.

Мы должны были записывать интервью в одном из лондонских кафе, но поехали в Pets at Home, «магазин товаров для животных №1 в Великобритании», потому что Тому Харди захотелось сделать щит, как у Капитана Америки, для своего 2,5-летнего ребенка, и он искал «какую-нибудь круглую штуку». Он уже рассмотрел крышку мусорного бака, диск фрисби и картонную когтеточку для котят. Но сейчас его внимание привлекла крышка для аквариума. «Я обклею ее изолентой, здесь подобью фланелью, сюда прикреплю ручку...» А потом он посмотрел на ценник.

— Сто тридцать пять фунтов?! За крышку от аквариума?!

Мы выходим из магазина с когтеточкой за пять фунтов.

Том Харди только что вернулся со съемок сразу двух проектов. Независимой картины «Фонзо», посвященной последним месяцам жизни Аль Капоне, где Харди играет главную роль — потрепанного жизнью гангстера, страдающего от деменции. И боевика «Веном» — первого проекта Sony в супергеройской вселенной Marvel, истории журналиста, тело которого захватывает инопланетный паразит.

Харди живет на юго-востоке Лондона с женой, актрисой Шарлоттой Райли, и ребенком, чье имя и пол просил меня не уточнять. Возвращаясь домой, он старается проводить с ним как можно больше времени. «Я весь в каше, шоколаде и слюнях», — признается Харди.

— Нет в мире работы важнее и сложнее, чем воспитание детей. Конечно, солдаты, полицейские, врачи и пилоты занимаются сложным и важным делом. Но быть отцом, — он хрипло усмехается, — это побольше чем любая работа.

Поэтому ему и понадобился щит Капитана Америки. «Это игрушка, которую должен сделать только отец, и сделать хорошо, — поясняет Харди. — Да, мой ребенок поиграет с ним минуты три и бросит. Но такие моменты и наполняют нашу жизнь смыслом».

Итак, мы покинули зоомагазин — Харди несет когтеточку под мышкой — и направляемся в хозяйственный неподалеку. Нам нужна изолента и что-нибудь, что подойдет в качестве ручки щита.

По левую руку от нас Ричмонд, зеленый район для обеспеченных семей. Справа — ничем не примечательный Ист-Шин, где Харди вырос и где до сих пор живут его родители. — Вообще я из местечка Мортлейк. Там когда-то была чумная яма, поэтому так и назвали. Мортлейк, озеро мертвых.

— И сколько человек там похоронено? — уточняю я.

— Откуда мне знать —сколько человек бросают в чумную яму?

Том Харди родился 15 сентября 1977 года в семье сотрудника рекламного агентства и художницы. Будущий актер рос в симпатичном доме на тихой улице. Окончил приличную начальную школу для мальчиков — такую, где всех учеников обязывают носить форму. «Я терпеть ее не мог! Все эти шортики, рубашечки, подтяжечки... Да и вообще учеба мне не давалась». По окончании начальной школы юного Тома должны были перевести в престижную школу для мальчиков постарше, но Харди-младший провалил собеседование. «Видимо, я невнимательно слушал человека, который беседовал со мной. Он сказал моим родителям: "Ваш мальчик витает в облаках". Потом я сделал карьеру, витая в облаках. Но когда тебе одиннадцать, ты не знаешь, как сложится твоя жизнь».

В тринадцать Харди связался с местными хулиганами. Мальчишки слонялись по улицам до поздней ночи, толклись у местного бара или курили травку на вокзале Мортлейка. Его собирались исключить за неуспеваемость из школы. Сегодня в этой школе портрет Тома Харди висит на доске «Почетные ученики».

В пятнадцать ему поставили диагноз. «Незначительные психические отклонения, психопатические тенденции, склонность к шизофрении».

— Когда ты подросток, нести такую ношу чертовски трудно. Тем более что это бред. Да, я покуривал травку, был немного антисоциален, да еще и закатил истерику на приеме у врача. Может, я боялся его или осуждения, которое последует за диагнозом. Может, это был крик о помощи, который вырвался из глотки несмышленого пацана. Я был подростком, вляпался по уши в дерьмо и не представлял, как из него выбраться.

В поисках ответа он поступил в театральную школу — сначала в Ричмонде, затем — в Лондонский театральный центр. В 2001 году, в возрасте 24 лет, сыграл свою первую крупную роль — в мини-сериале «Братья по оружию». Но не перестал разрушать себя. Выпивка, легкие наркотики, тяжелые наркотики — тяжелее уже некуда, проблемы с законом. В 2003-м Харди лег в центр реабилитации.

— Давай вернемся к основам основ. «Том, не суй руку в костер, обожжешься», — говорит он назидательным тоном. И добавляет тоненьким голоском: «Ой-й-й!» Таким я был ребенком. Предпочитал узнавать все на собственном опыте. Почему? Я обжегся — и я запомнил это на всю жизнь. Так же, как и мизинец.

Он машет правой рукой. Его мизинец согнут и не разгибается.

— «Том, не балуйся с ножом!» Я ходячая библиотека ошибок. Ладно, пойдем смотреть дверные ручки.

Он берет с полки пластиковый крюк в форме буквы С, размером с детский кулачок.

Когда мы наконец заканчиваем в хозяйственном и приезжаем в ресторан — небольшое уютное местечко в Ист-Шине — Том убегает в магазин канцтоваров через дорогу и возвращается с картоном, ножницами и клеем. Я сажусь за столик в задней части ресторана, лицом к двери, полагая, что Харди сядет напротив, спиной к залу, чтобы не привлекать внимания. Но он садится рядом со мной, прячась за вазой с белыми гортензиями.

Тому Харди все сложнее жить обычной жизнью, хоть он и старается изо всех сил. Три года назад, когда я впервые брала у него интервью, мы встречались в торговом центре в провинциальном канадском городе, он носил бороду, и никто его не узнавал. Сегодня на него смотрели все.

— Понимаю, что для них я как жираф на улице, — говорит Харди. Мы приступаем к обеду, хотя он продолжает приматывать изолентой крюк к когтеточке. «Я вижу, как люди реагируют, как достают телефоны и направляют на меня камеру. Это странно, но я не против. Вот только детей моих снимать не надо, это мне очень не нравится».

Почему же тогда он не поселился с семьей в роскошном доме на Голливудских холмах? Или хотя бы на Суррейских (Суррей — графство на юго-востоке Англии. — Правила жизни)? «Такой жизни я не хочу, это полная изоляция в мыльном пузыре иллюзий. Впрочем, я не собираюсь притворяться, что не снимаюсь в кино. Пытаюсь найти золотую середину».

В октябре Sony Pictures выпускает «Веном». Для тех, кто незнаком с вселенной комиксов Marvel, поясню: Веном — знаменитый противник Человека-паука. Это инопланетная форма жизни, «симбиот», существующий в виде вязкой черной жидкости до тех пор, пока не сольется с носителем. В фильме им становится Эдди Брок, которого играет Харди. Маскулинный журналист-байкер, который не прочь рискнуть, чтобы записать громкую историю. Как только симбиот захватывает тело Эдди, тот превращается в монстра с огромными зубами и языком длиной с кошачий хвост. И погружает Нью-Йорк в хаос. «Я в восторге от этой роли, ведь играть приходится сразу двух персонажей. У героя есть свои принципы, которые пришелец явно не разделяет, но им приходится уживаться друг с другом, — говорит Харди. — Внутри Брока поселилось вероломное чудище. Это сродни сумасшествию. В некотором роде это все равно что играть душевнобольного, а я кое-что в этом смыслю. У меня были проблемы с психикой, когда я страдал от зависимости. Почему бы мне не использовать этот опыт».

Актер видит Брока как «смесь невроза и бравады — Вуди Аллен с Конором Макгрегором». Даже когда присутствие пришельца в его теле незаметно окружающим, Брок борется с ним, пытается установить свои правила — со стороны это выглядит так, будто он просто разговаривает сам с собой.

— Мне нравится работать с самим собой, — усмехается он. — Я уже делал так в «Легенде» (актер сыграл сразу двух героев фильма — братьев-близнецов. — Правила жизни).

Возможно, ему нравится работать с самим собой потому, что так устроен его разум. Пока мы разговариваем, он то и дело принимается разыгрывать по ролям свои беседы с другими воображаемым персонажами, или диалоги мозга с внутренними органами («Сдается нам, ты нас убьешь к чертовой матери, если и дальше продолжишь так вкалывать!»).

— Во мне уживаются множество героев и характеров. И каждому я даю порулить. Они все — это я.

Другая яркая черта Тома Харди — его способность не воспринимать происходящее всерьез. Из всех фотографий для этой статьи актер выбрал ту, на которой он в спортивном костюме и пальто, короткостриженый, всем своим видом напоминая румынского бандюгана, выгуливает не стаффордширского бультерьера, не питбуля и даже не гончую, а собственного пса Блю, которого грозным не назовешь. «Мне сказали, это французский бультерьер, но сдается мне, никакой он не французский. Какая-то помесь. Голландская горная собака!»

Именно эта черта помогает ему посмеяться над комичностью своего положения. Чем старше он становится, тем более громкие и сложные роли ему предлагают. «На съемках "Венома" меня колотили, бросали, швыряли четыре месяца! Мне уже сорок, а роли все суровее. Я весь разбит! Что ж вы десять лет назад мне такие роли не давали?»

Может, он не был к ним готов, а может, в нем просто не могли разглядеть настоящий талант. «Увидев меня в "Бронсоне" американцы сказали: "О, так ты драчун? Буйный парень? Мы тебя берем». Вот только они не понимают, что я не буйный, а довольно чувствительный. Возможно, все мои проблемы в жизни — от этой чувствительности. И от попытки объяснить самому себе эту свойственную мне хрупкость, которая так не вяжется с внешней мужественностью».

— Колени у меня ни к черту, нервы расшатаны, волосы седеют... У меня остались боевые шрамы, потому что я совал свой нос куда не надо, не шел на уступки и все такое. Но теперь я чувствую ответственность за все это. Я могу помочь, подсказать, найти выход из положения. Я больше не хулиган.

До конца года у Харди хватит забот: он занят продвижением «Венома», на очереди еще несколько проектов, включая следующий фильм франшизы «Безумный Макс», новый сезон сериала «Табу», адаптацию «Рождественской истории» для ВВС. Вероятно, и «Веном» получит продолжение: «Конечно, все зависит от успеха фильма. Впрочем, мы не снимаем ничего, что не обещает стать успешным».

Но сперва надо доделать щит Капитана Америки, который он покрывает последним слоем изоленты. Щит получился на удивление хорош. Я говорю Тому об этом, а еще признаюсь, что меня впечатляет его способность не сбиваться с мыслей за работой.

— А у меня была какая-то мысль? Ну, это как посмотреть.

Мы выходим из ресторана и идем к машине. Харди предлагает подбросить меня до станции и по дороге рассказывает о своем дедушке Рэе, который умер, пока Харди работал на съемках «Выжившего». С тех пор он носит его кольцо на большом пальце. Потом вспоминает граффити-художников, чьи рисунки пытался рассмотреть, пока ребенком ехал в поезде. Он перечисляет названия разрисованных станций как заклинание: «Ричмонд, Тернхем-Грин, Хаммерсмит, Бароне-Корт, до самой линии Дистрикт».

Заехав на маленькую парковку при станции, он поворачивается ко мне. «Утомился я немного. Думаешь, тебе хватит материала для статьи?» Мы проговорили четыре часа. Я говорю, что смогу что-нибудь придумать.

Пару дней спустя он прислал мне фотографию, на которой сфотографировался в маске Капитана Америки собственного изготовления — в вязаной шапке с пришитой к ней буквой А. На ней не было прорезей для глаз. ¦

15.09.2021, 11:17 Актер, Лондон

Правила жизниheader>

Кто я?

Думаю, люди недоумевают, почему со мной надо было делать интервью. «Кто, черт возьми, этот чувак с кривыми зубами и бородой? Кто этот урод?» Говорю вам: никто не купит журнал с бородой на обложке.

Я английский актер. Мне положено материться.

Я не люблю журналы и журналистов. Но я люблю людей и кое-что из того, что они делают.

Ненавижу тех, кто перебегает гребаную дорогу прямо у тебя под колесами. Чертовы ублюдки! Интересно, как они объясняют это на том свете? «Что, меня машина сбила? Кажется, я погиб, потому что мне нужно было поскорее попасть в тот магазинчик. Я решил рискнуть и добежал до тротуара. Ну, почти добежал».

Я не чувствовал ценности жизни до тех пор, пока чуть ее не потерял.

Я был беспокойным подростком. География? В жопу географию! И мы шли курить. Кто нас остановит? В пятнадцать я попался на краденом «мерседесе». Еще у нас была пушка. Мы попали в полицию, и нам досталось. Но нас не убили, и я подумал: «Ну хорошо, что еще вы можете со мной сделать?»

Никогда не любил огнестрельное оружие. Оно очень громкое.

Я не борец. Я маленький лондонский мальчик-буржуа. Я не дерусь, я имитирую драку.

Опасными вечно оказываются те, от кого этого меньше всего ждешь. Вон тот парень в углу бара — в очках и с книгой. Может, он вырубит меня одной левой? Ввяжешься с таким в драку, и хрен его знает, чем дело обернется. Глубоко бывает там, где и не чуял.

Если я захочу сломать кому-то руку, я не стану сдерживаться.

Совершай ошибки. В такие моменты ты и учишься.

Репутация может работать на тебя, а может работать против. Но я бы предпочел иметь хоть какую-то репутацию, чем не иметь никакой.

Не такой уж я большой. Сколько там? 150 фунтов (около 68 кг. — Правила жизни)? Кино делает меня большим.

Я хотел, чтобы отец мною гордился, и стал актером, потому что стать кем-то другим у меня не получилось. А еще я нашел в этой профессии стержень для дисциплины.

Я приучен к сцене — натаскан на Чехова и Шекспира.

Никогда не смотрел «В порту» с Марлоном Брандо. Можно подумать, что я ленивый, но если бы я посмотрел его, я просто украл бы оттуда кучу вещей, потому что вечно все краду.

Своровал ли я Бэйна (злодей из фильма Кристофера Нолана «Темный рыцарь». — Правила жизни)? Перед съемками я говорил с Крисом и сказал ему: «У меня есть голос для Бэйна». Он сказал: «Ладно». Я сказал: «Это одна штука, которую я видел на Youtube». Он сказал: «Ладно». И я говорю: «Это голос цыганского борца, которого зовут Бартли Горман». Он сказал: «Ладно». И я своровал этот голос.

Съемки в американском фильме оставляют огромный след. Ты вдруг становишься товаром, а такие вещи надо учиться держать под контролем.

Если прошвырнуться по Лос-Анджелесу, то кругом будут сплошные белые улыбки и чуваки, у которых пресс кубиками, — бесконечная очередь прекрасных людей, желающих быть неотразимыми на экране.

Я никогда не был настолько далек от привычной для меня зоны комфорта, как на съемках «Безумного Макса». Мы были посреди пустыни — так далеко от студий и продюсеров, что они при всем желании не смогли бы увидеть, что мы делаем. Одну тачку мы засадили в песок почти по крышу, ее потом пришлось выкапывать. А в это время кругом бродили затянутые в черную кожу психи, сбежавшие то ли с садомазо-вечеринки, то ли со слета «Ангелов ада». Это было словно в Цирке дю Солей выступает гребаный Slipknot.

Проблема Голливуда заключается в том, что они хотят, чтобы ты делал то, что они говорят, был тем, кем они говорят, и при этом они уверены, что ты — это тот, кем они хотят тебя видеть.

Я никогда не сбрею бороду ради кого-то. Сбрить бороду — это как яйца отчекрыжить.

Я не очень-то себе нравлюсь — точнее, никогда не нравился.

Уже очень давно я пытаюсь присоединиться к нормальному большинству. Но я не уверен, что у меня получается.

В моей голове живет орангутан, его зовут Артур. Все неверные решения за меня принимает он. Эта тварь вечно давит на кнопку «безумие», особенно когда напьется. Но он всего-навсего орангутан, и мне надо учиться с ним ладить.

В голове у меня звучит множество голосов, но я научился их сдерживать.

Некоторые будут ненавидеть тебя, некоторые будут любить, но большинству людей абсолютно насрать на то, кто ты, чем живешь и какие идеи тебя увлекают.

Я люблю быть кем угодно, кроме себя самого. Когда кто-нибудь кричит «это же Том Харди!», я всегда оборачиваюсь: «где?».

Все, что я умею, — это подтирать задницу, чистить зубы и делать то, что я делаю.

Если бы у меня сейчас появилось 50 миллионов долларов, я бы просто больше времени проводил дома.

Я играю в Xbox, мне нужно приглядывать за ребенком, и у меня есть собаки. Видите, дел хватает. Был бы рад сесть и посмотреть кино, но времени нет. Так что я смотрю только свои фильмы — потому что обязан их смотреть.

Я не одержим собаками, я просто очень люблю их. Собака — это Бог наоборот.

Ты никогда не убедишь собаку, что ты не тот, за кого себя выдаешь. Собака — это лучший критик, самый строгий. Попробуй изобразить перед ней кого угодно, и твое прекрасное представление о себе как о хорошем актере разобьется о ее недоуменный взгляд.

Я уже успел понять, насколько успешным можно стать к 38.

Неважно, кто ты. Важно, что ты будешь делать дальше.

Хорошо, когда все остаются в живых.