Франкенштейн макэвой
франкенштейн макэвой
В Лондоне XIX века юный безымянный горбун (Рэдклифф) работает в цирке отчасти клоуном, отчасти боксерской грушей, засматривается, как положено, под купол на прекрасную гимнастку Лорелей (Джессика Браун Финдли) и на досуге штудирует медицину. Которая пригодится ему, когда Лорелей однажды рухнет на манеж — и горбун спасет ее, завоевав уважение зрителя по имени Виктор Франкенштейн (МакЭвой), студента медицинского колледжа и начинающего безумного ученого.
Франкенштейн, в свою очередь, спасает горбуна: похищает его из цирка, выделяет ему комнату, принадлежащую соседу Игорю, который куда-то (нетрудно догадаться — куда) удачно запропастился, и даже исцеляет его горбатость. Экс-горбун умывается, берет имя соседа, ухаживает за Лорелей, которая после больницы становится «бородой» у преуспевающего гомосексуалиста, и участвует в смелых экспериментах Виктора. Для начала они пытаются оживить Гордона — омерзительное существо, сшитое из кусочков шимпанзе.
Стилистическое сходство «Франкенштейна» с недавними версиями «Шерлока Холмса», что телевизионной, что киношной, и так бросается в глаза, но дополнительно усиливается благодаря актеру Эндрю Скотту (Мориарти в сериале), играющему здесь набожного сыщика Скотленд-Ярда, который пытается остановить Виктора. Винить режиссера Пола МакГигана («Одержимость», «Счастливое число Слевина») в плагиате, впрочем, не стоит, поскольку именно он несколько серий «Шерлока», собственно, и поставил. Мысли героев отображаются графикой на экране, ученый быстро говорит и при необходимости бьет морды, Игорь и Виктор разыгрывают броманс ровно по шерлоковской формуле: один восторженный и насквозь положительный, другой увлекающийся гений и совершенно равнодушен к женщинам. Правда, МакЭвой — при всех достоинствах — не Камбербатч и не Дауни-младший: ему заметно не хватает веса для столь массивной роли. На Рэдклиффа, у которого все время такой растерянный вид, словно он впервые оказался на платформе 9 3/4, смотреть по крайней мере смешно.
Другая очевидная аналогия, и снова телевизионная — сериал «Страшные сказки», в котором из викторианского Лондона сделан полноценный Диснейленд (и один из главных аттракционов посвящен как раз Франкенштейну). МакГиган, как и авторы «Сказок», подстраивается под кругозор сегодняшнего зрителя, отсылает не столько к первоисточнику, сколько к его поп-культурным вариациям, к уже видоизмененному мифу. Так главным героем становится Игорь — персонаж, отсутствовавший у Мэри Шелли, постепенно соткавшийся в дешевых хоррорах и обретший бессмертие в «Молодом Франкенштейне» Мела Брукса (которому тут есть прямой привет). Так действие из начала XIX века — роман был опубликован, когда королева Виктория еще не родилась, — переносится в некое обобщенно-викторианское пространство с электричеством и Скотленд-Ярдом. Все это, разумеется, легитимно и вполне невинно, но иногда все же мелькает подозрение, что сценарист (Макс Лэндис, сын Джона) слегка недоучился в школе: например, непонятно, почему Франкенштейн называет свое чудовище Прометеем, хотя подзаголовок романа «Современный Прометей» относится, разумеется, к самому Виктору.
Поначалу фильм выглядит довольно забавно — пусть по большей части в категории «так плохо, что уже хорошо». Адская обезьяна, горбатый Гарри Поттер с шевелюрой, как у Роберта Смита, удивительный эпизод с гноем, страннейшая секс-сцена: Игорь, пробормотав, что не умеет, укладывается рядом с девушкой (он в корсете, она в бальном платье), камера романтически поднимается над ними, монтажная склейка, Игорь идет по улице с такой непристойной ухмылкой, будто это не готический роман, а «Американский пирог». Наконец-то выясняется, почему у чудовища плоская голова (потому что Виктору так захотелось).
Но во второй половине «Франкенштейн» разваливается даже не с треском, а с грохотом. Игривая легкость превращается в тяжеловесную глупость, диалоги о Боге и природе не сообщают ни о чем, кроме неспособности Лэндиса писать такие диалоги, от постмодернистской игры в категорию «Б» остается только категория «Б», причем в самом скучном своем изводе. Чудовище появляется на пару минут, выполняет функцию «босса» из компьютерной игры и оставляет после победы над собой такое же чувство тупой опустошенности. К чему это все было, решительно непонятно. За два века человечество так и не выучило главный урок «Франкенштейна»: если ты можешь что-то сделать, это совсем не означает, что надо это делать.
Наша рецензия
Роман Мэри Шелли, экранизированный и переосмысленный вдоль и поперек, уже вряд ли когда-нибудь перестанет быть площадкой для все новых и новых опытов. Еще в 2004-м известный франкфуртско-нью-йоркский кинорасчленитель Маркус Ниспель сделал для телевидения «Франкенштейна» (очень, кстати, недурного), обновленный сюжет которого, придуманный Дином Кунцем, разворачивается в XXI веке в Новом Орлеане. Пол Макгиган пошел по другому пути: его «Виктор Франкенштейн» – своего рода стимпанк-версия, где…
Читать
