Звезда сериала «Хрустальный» Николай Шрайбер: «Мне нравится, что сын растет обычным мальчишкой»

У начинавшего с небольших ролей в Ярославском драмтеатре артиста теперь чуть ли не по десятку новых проектов в год. Николай блеснул в «Аритмии» Бориса Хлебникова, после чего стал невероятно востребованным — в добротных отечественных фильмах и сериалах он сейчас появляется регулярно, правда, пока не всегда в главных ролях.

Приятным исключением стал сериал «Хрустальный», в котором у Шрайбера как раз ключевая партия: в паре с Антоном Васильевым, играющим брата героя Николая, он расследует страшные убийства детей в шахтерском городке. Сериал, прогремевший на онлайн-платформе, добрался наконец и до телеэфира — сейчас его по выходным смотрят зрители Первого канала.

«За татуировку не стыдно»

— Николай, в «Хрустальном» мы видим непривычные образы силовиков: молчаливые, ранимые, рефлексирующие, тонко чувствующие. Это новый тренд?

— Во время работы мной в первую очередь рассматривался человек. Живой. Если написано в сценарии, что он в каждой серии стреляет и ловит бандитов, то мы даем зрителю эмоцию, треш, драйв и боевик. Но не идем вглубь, внутрь. Берем только несколько красок. В «Хрустальном» мы играли людей, и глубина взялась не от того, что он по профессии полицейский. Просто человек в таких обстоятельствах сомневается, думает и рефлексирует. Это просто правда. Так с любым из нас.

— В основе драматургического движка проекта — детские психотравмы, которые герои никак не могут пережить. У вас нечто подобное есть в чертогах памяти?

— Сильно трогать эту тему не хочется. И дело не в том, что это боль. Просто личное дело каждого. Конечно, детских обид много. И они остались. Но со временем, обращаясь к другим источникам воспоминаний, врать которым незачем, понимаю: ребенок воспринимает мир очень субъективно. Тогда мне казалось, что в школе с 5-го по 9-й класс меня безостановочно унижали. Но сейчас понимаю, что через это проходили все.

Да, была компания альфа-самцов, ходивших на кикбоксинг, которая ко всем так относилась. Немного кошмарила. Но так формировался и характер: были ошибки, победы и увлечения, двор и подвал, горки и речки. В остальном детство было прекрасным, проявленным в морозном зимнем воздухе, как я это чувствую в настоящий момент времени. Это очаровательно.

Если нас обижали, то как своих. Есть такая пословица: «Свои собаки грызутся — чужая не лезь». Внутри компании могли поддевать, дать пинка, но как родному, это не ощущалось унижением и изгойством. Поэтому сильных психологических травм не было.

— При этом некоторые обзывали вас фашистом из-за фамилии. Вы знаете, как она переводится?

— Шрайбен — писать, сочинять.

— Да, а шрайбер — автор или печатный аппарат: драменшрайбер — драматург, брифшрайбер — корреспондент. Немецкие корни наложили отпечаток на культурный код? Вы же во время работы в сериале «Территория» называли себя «скандинавским язычником»…

— Я крещеный человек. Христианин. Как и вся наша семья. Стараемся придерживаться той религии, которую выбрали за нас родители. Куда уйдешь от своих богов? Но при этом мы живем во времена, когда можно изучать и другие религиозные течения, за это не сжигают на костре. Изучать мне интересно. По духу и мечтам мне ближе всего наша русская северная языческая культура. Древнеславянская, скифская. Матриархат. Мать — земля, главные вместе с природой — мужчина и женщина. Он — хозяин во дворе, она — в доме. На мой взгляд, это самое правильное отношение к жизни. Передаваемое от поколения к поколению тысячелетиями.

— Кстати, почему вы набили тату с Дон Кихотом? Довольно пародийный персонаж. Всем, конечно, хочется отождествлять себя с ним, но результат его деяний весьма опасен для общества…

— Печальный герой. Соединение комизма и трагизма в одном персонаже, что есть высшая форма искусства. Хороший комик всегда в жизни трагик. Предупреждение о последствиях поступков, предупреждение о том, что благими намерениями вымощена дорога в ад, при этом есть некая внутренняя святость. Много чего собрано в Дон Кихоте. Если честно, это пьяная татуировка (смеется), но выбрана не случайно! Люблю Сервантеса, много его читал. Да и не стыдно за нее — это ведь рисунок Пикассо.

— В другом сериале — «Сергий против нечисти» — вам выпало сыграть вампира. Чем вдохновлялись?

— Шел по системе Станиславского. Вот представил: если бы я умер, попал в ад и там меня превратили в вампира. Выросли зубы, чуть шепелявлю, потому что клыки в пасть не помещаются, а еще постоянно хочу крови. В остальном — нежить, как в русских сказках. И не только в русских. Вот вы знали, что образ зомби в Голливуде создавался на основе научных данных?

Исследователи изучили, как бы вели себя застывшие мышцы в теле человека, если бы разум продолжал работать и нервные окончания с помощью одеревенелых мышц толкали тело вперед. Походка зомби не с куста взята. Тут то же самое: предполагаешь, что пьешь кровь. Такой вот русский вампир. Был еще такой чудесный британский фильм — «Реальные упыри», где герои на полном серьезе играют в то, что они вурдалаки. Дико смешной.

— Минимум главных изнуряющих ролей — это внутренняя установка вашего организма на энергосбережение? Не пахать с языком на плече и не оказаться в больнице…

— Просто так идет. Это как в нардах: от тебя не зависит, как выпадут кости, ты можешь только распоряжаться шашками. Я же не могу обижаться на режиссеров, что меня не приглашают. Да и нет такого юношеского максимализма и амбиций. Есть понимание жизни и желание проживать ее, а не только работать. Уже и не знаешь, что лучше. Главное желание — работать и не останавливаться, быть нужным. В каком качестве? Это не ко мне. Моя профессия — исполнитель. Сначала идет драматург, потом режиссер, потом актер. Так что я исполняю волю. Так учили.

«В Германию меня могли просто увезти»

— В этом году вам исполнится 40 лет. Давайте подведем промежуточные итоги. Как продвигается ситуация с постройкой дома?

— Отлично! Только что вот там был. Снежок убрал. Не могу сказать, что строил его, но реставрировал до тех пор, пока нам там не стало уютно и тепло. Фундамент, полы, утепление, переложили русскую печь. Натаскали мебели, сделали кухню, вырыли два септика. Теперь туда можно сбежать. Хороший русский дом!

— Здорово. А сын? Каким растет Яков?

— Коммуникабельный, открытый, добрый, веселый. Щедрый, умный. Но пока ребенок. Ему 11 лет. Посмотрим, что будет дальше. Любит играть в компьютер, не любит учиться. Мне нравится, что он обычный. Хороший мальчишка. Хочется, чтобы он был счастлив.

— Ваша родня в свое время уехала в Германию и пустила корни там. Почему вы остались?

— Мне было 13 — 14 лет, я учился в театральном классе в Ярославле. И тогда нас не надо было спрашивать, надо было просто взять и увезти. Но отец этого делать не стал. Ну и у меня юношеский максимализм сработал — не хочу никуда. Так сложилось. В какой-то момент отец устал от того, что только ему это надо. И оставил идею. Не знаю, сложилась бы жизнь, если б мы уехали. Сестра тоже не поехала. Зато двоюродный брат Николай отлично устроился: выучил язык, сдал экзамены, работает на судоходной верфи. Добился всего, чего хотел. Потрясающе!

По бабушкиной и маминой линии — все тут. У бабушки было 11 детей, моя мама — предпоследняя. То есть у меня есть двоюродные сестры, которые старше меня. И есть троюродные и четвероюродные внуки и правнуки. Такая толпа народу, что даже не возьмусь сказать, сколько всех вместе. Продолжаем общаться, хотя разбросаны от Краснодара до Тюмени.

— И финальное. Что русскому хорошо, то немцу смерть?

— (Смеется.) Ну, не факт. Наши предки говорили: зачем спорить? Если ты выиграешь в споре, я обижусь, если я выиграю в споре, ты обидишься. Поэтому мудрость в том, чтобы не допускать ситуаций, когда кто-то останется в обиде. Если б мы все могли так жить, было бы чудно, хоть и скучно. Как в раю. Тогда то, что русскому было бы хорошо, и немцу было бы хорошо. А если смерть — то и русскому, и немцу одинаково.

• «Хрустальный»
• По воскресеньям/22.00

Смотрите также:

Еще больше интересных роликов на нашем Youtube-канале